– Почему «А»? – искренне заинтересовался Вождь.
– Говорит, по степени важности. Мол, первая буква алфавита, поскольку ничего важнее и быть не может.
– А что, разумно, – ухмыльнулся в прокуренные усы Иосиф Виссарионович. – Ну, пускай будет «А», хорошо звучит. Присматривай за ним, толковый парень. И знает больно уж много.
– Разумеется, товарищ Сталин.
– Подкинь ему еще пяток людей, пускай работают. Гипноз – это, конечно, очень хорошо, в возможностях нашей науки я не сомневаюсь, но нам очень нужно все-таки поговорить с этим Кобриным, кем бы он ни был… и какими бы соображениями ни руководствовался. Лично поговорить, понимаешь?
– Конечно. При первом же подозрении…
– При чем тут подозрения? – повысил голос Сталин. – Мы что, на картах гадаем? На кофейной, понимаешь ли, гуще? Проанализировать все доступные сведения о ближайших сражениях и вычислить, где вероятнее всего может объявиться наш фигурант! Наверняка ведь он снова появится в одной из, гм, ключевых точек. Поскольку историю войны мы теперь, можно сказать, знаем, то сумеем и эти самые точки найти. И немедленно туда, в запасе будет всего несколько дней. Аккуратно, понятно, не вызывая подозрений. Хотя что-то мне подсказывает, Лаврентий, не станут Кобрина срочно обратно выдергивать, когда мы его отыщем. Если все так, как мы с тобой полагаем, им самим КОНТАКТ нужен. Ну, а мы? Что скажешь?
– Мы тоже давить не станем, – мгновенно отреагировал Берия, отлично уяснив идею собеседника. – Если вычислим, где… ну, в смысле, в ком нынче Кобрин окажется, – поможем, так? В конце концов, главное для нас – фашиста поскорее одолеть. И не такой ценой, как в прошлый раз случилось.
– Правильно понял, так и поступим. Думаю, в обороне Москвы он обязательно отметится, сейчас это главное направление. Практически убежден, что где-то в районе Вязьмы появится, там вскоре главные события этой осени начнутся. Так что на Западный фронт особое внимание обрати. Нужно прикинуть, в кого его на сей раз подселить могут. Ты подумай над этим, Лаврентий, это может быть чрезвычайно важно.
– Уже думаю, товарищ Сталин!
– Вот и хорошо. А я тебе немного подскажу. Смотри, как получается: уровень батальон-бригада-дивизия он уже прошел, так? Причем именно в таком порядке, по нарастающей, так сказать. Остается корпус или армия, причем, скорее, именно армия. Значит, командарм, поскольку корпуса у нас, сам знаешь, остались только кавалерийские, а это определенно не его уровень. Как бы наш Семен Михалыч ни упирался, век его любимой кавалерии остался в прошлом. – Иосиф Виссарионович усмехнулся собственной шутке. Тут же снова став абсолютно серьезным: – Потому есть такое мнение, что стоило бы, пока немного времени еще имеется, присмотреться к нашим командармам, особенно к тем, кто, по версии самого Кобрина, или погиб во время Вяземского сражения, или в немецкий плен попал.
– Полагаете, товарищ Сталин? – мгновенно напрягся народный комиссар.
– Предполагаю, – мягко поправил Вождь. – Сейчас поясню. Сам посуди, сначала Карбышев, затем Пядышев – один бы в немецком лагере погиб, другой… ну, тут понятно. А Кобрин их, так уж получается, от неминуемой смерти спас. И теперь они еще немало пользы принесут. Улавливаешь мою мысль?
– Так точно, улавливаю и понимаю. Вот только… он же не в них, хм, подселялся?
– Понятно, что не в них, генералы все ж таки. А он тогда сначала комбатом был, затем дивизией командовал. Уровень, так сказать, не тот. Зато теперь – вполне тот. Генеральский уровень. Ну, понимаешь?
– Немедленно начну работу в этом направлении.
– Вот и хорошо. Кстати, Лаврентий, раз уж такое дело, ты и за собой смотри, а то, глядишь, и в тебя кого подселят… – добродушно ухмыльнулся Вождь.
Несмотря на то что сказанное было не более чем шуткой – и оба собеседника это прекрасно понимали, – Берия, скупо улыбнувшись, ответил достаточно серьезно:
– Ну, по моей линии фигурант вряд ли пойдет – он чистый армеец. А вот касаемо вас, товарищ Сталин, как Верховного Главнокомандующего, еще ничего не известно. Вот пройдет этот самый Кобрин командармскую практику, потом комфронта станет – а следующий уровень – это уже вы, так выходит.
– Гхм, не мели чушь, Лаврентий, – едва ли не впервые за долгие годы знакомства на миг стушевался Иосиф Виссарионович. – Это уже, пожалуй, слишком, да. Перебор. Не думаю.
– Простите, товарищ Сталин, я просто пошутил, – мгновенно покрывшись испариной, торопливо ответил наркомвнудел. – Виноват. Но и вы ведь тоже не всерьез?