Но с первых же минут встречи я убедился, что Якир не забыл.
И разговаривал он, как со старым знакомым, так что чувство некоторой натянутости и настороженности, вызванное не столь уж лестной рекомендацией Седякина, у меня постепенно рассеивалось.
Беседовали мы долго. Иона Эммануилович расспрашивал о службе в Приволжском округе, о людях, которых он знал раньше. Оказалось, что командующему обо мне многое известно и он, собственно, уточняет и проверяет то, что написано в аттестациях и прочих документах, хотя ни в какие дела не заглядывал.
Так же спокойно, естественно, без всякой официальности Якир перешел к делам штаба округа и посоветовал, с чего, по его мнению, мне следовало бы начинать службу в штабе. Управление, которое мне предстояло возглавить, ведало строевой и боевой подготовкой войск, и вполне понятно, что об этом мы беседовали больше всего.
- Главное - непрерывная полевая выучка, - говорил Якир, глядя на меня открытым и умным взором. - Но она неразрывно связана с очень многим, начиная от свежих портянок для красноармейцев и кончая их политической сознательностью. Для политической работы есть, конечно, специальный аппарат, но ни строевые, ни штабные командиры не могут стоять в стороне от нее.
И неожиданно с какой-то сердечностью, глубоко тронувшей меня, добавил:
- Знаете, я всегда очень рад, когда на строевую или штабную должность прибывает коммунист. Итак, в добрый час!.. - И он крепко пожал мне руку.
Эта продолжительная беседа, задушевность командующего, его тонкое знание дел в войсках произвели на меня самое приятное впечатление. Выходя из кабинета Якира, я вспомнил напутствие Седякина и подумал: «Нет, не прав был Александр Игнатьевич, совсем не прав».
Своего прежнего начальника А. И. Седякина я уважал. Это был человек честный, справедливый, безусловно знавший свое дело. Сравнивая его и Якира, можно было найти у них общие черты - оба глубоко знали дело, были целиком поглощены службой, требовательны к себе и подчиненным, не признавали «мелочей», считая, что на военной службе все важно и ко всему нужно относиться серьезно; но по складу характера они отличались друг от друга.
Александр Игнатьевич Седякин был, пожалуй, излишне педантичен, сух в общении с людьми, а на полевых учениях, на стрельбищах, в штабе его педантизм создавал даже впечатление придирчивости, а все потому, что был он резок и делал замечания даже по самому несущественному поводу, не заботясь об их форме и не щадя самолюбия командиров. К нему, замкнутому и недоступному, командиры не всегда решались обращаться, а красноармейцы и вовсе не приближались. Его не просто уважали - за ум, опыт, знания, - но, откровенно говоря, и побаивались. Ему трудно было угодить, и всякая оплошность влекла за собой сердитую, а то и брезгливую мину.
Якир был полной противоположностью Седякину. С одинаковой мягкостью, тактичностью, теплотой и уважением относился он к людям и в штабе, и в казарме, и дома, и в поле. При всем том в его отношениях с подчиненными никогда не проскальзывало ни намека на панибратство, ни стремления завоевать дешевый авторитет «доброго начальника». Все у него выходило как-то естественно: простота и доступность в общении с людьми сочетались с постоянной требовательностью как две взаимопроникающие стороны одного целого. Это возвышало Якира в глазах подчиненных, и они, мало сказать, уважали, - любили его так, как редко могут любить воины своего командира и начальника.
Видимо, Якир и сам хорошо понимал, насколько важен тесный контакт с подчиненными. Его доклады и выступления на разборах учений походили скорее на товарищеские собеседования. Хорошо зная достижения и недочеты частей и соединений округа, Иона Эммануилович своими меткими и в то же время тактичными замечаниями стремился вызвать у людей не только умение критически оценить собственную работу, а и желание как можно быстрее устранить все, что мешает росту боевой выучки войск. Расшевелить людей, зажечь их интересными мыслями, идеями, задачами, раскрыть увлекательные перспективы ближайшего будущего - это он делал мастерски. Ему удавалось как опытнейшему партийному работнику, пропагандисту и агитатору мобилизовать командиров на здоровое соревнование.
Бывало, вызовет к себе Иона Эммануилович кого-либо из командиров дивизий и с легкой лукавинкой и добродушием спросит:
- Слыхали, что придумал для лучшей подготовки младших командиров ваш сосед Петр Сергеевич Иванов?
- Слыхал, товарищ командующий.
- Вот это хорошо. Мне кажется, его начинания принесут пользу. Как вы думаете? Смотрите, как бы не отстать от Петра Сергеевича. - И, будто рассуждая вслух с самим собой, скажет: - А может, есть смысл побывать у соседа, посмотреть, как он организовал подготовку младших командиров?
- С вашего разрешения, поеду к Иванову на несколько дней.
- Поезжайте, пожалуйста, на здоровье. Одно дело - слух, другое - своими глазами посмотреть. А когда вернетесь, приходите, расскажите-ка и мне поподробнее.
А случалось и так. Иона Эммануилович приезжает без предупреждения в дивизию и, приказав дежурному не докладывать начальству, сначала обойдет казармы, отделы штаба, поговорит с людьми, а уж потом приходит в кабинет командира дивизии. Поздоровается, побеседует о работе, о питании красноармейцев, о порядках в штабе, не забудет расспросить про семью и вдруг предлагает:
- Вот что, товарищ Лукин (командир 23-й дивизии), прикажите-ка доставить сюда пулемет.
И вот пулемет на столе командира дивизии.
- А теперь, товарищ Лукин, пригласите сюда начальника штаба, что-то я забывать стал устройство «максима». Помогите-ка мне, пожалуйста, вдвоем побыстрее разобрать и собрать пулемет, да расскажите, какие могут быть неисправности при стрельбе и как устранять задержки.
Командир и начальник штаба начинают «объяснять», а Иона Эммануилович своими многочисленными вопросами прямо-таки вгоняет их в пот, а под конец «благодарит»:
- Ну спасибо вам. Теперь мне все ясно. Странное дело, до сих пор я не мог понять, почему у такого опытного командира дивизии неважнецки стреляют пулеметчики. - Минутная неловкая пауза заканчивается вопросом: - Как вы думаете, товарищ Лукин, ваши пулеметчики научатся лучше стрелять или нужна помощь штаба округа?
- Научатся, товарищ командующий. Обязательно научатся. Зачем беспокоить штаб округа, сами справимся.
- Вот и чудесно. Я тоже думаю, что сами справитесь. А мне пора. Через месяц заеду опять и побываем с вами на стрельбище. До свидания!
После такого урока командир дивизии и начальник штаба всю неделю трудятся, изучая «максим». Подготовившись, едут в полки и по примеру командующего проверяют, как знают пулемет и другое оружие командиры полков, батальонов, рот. И к следующему визиту Якира весь командный и политический состав дивизии уже знает оружие отлично.
Иона Эммануилович много времени проводил среди красноармейцев. Он не то что считал своей обязанностью побеседовать с бойцами - его тянуло к ним, его интересовали их настроения, запросы. Усаживался то ли в казарме, то ли во дворе или в клубе, и тотчас же вокруг него образовывался тесный круг бойцов. Каждый старался протиснуться поближе к командующему. Завзятый курильщик, Иона Эммануилович закуривал, угощал бойцов и вел непринужденную беседу, пересыпая ее шутками и анекдотами. И красноармейцы делились с ним своими самыми сокровенными думами.
Как-то в середине лета здоровье Ионы Эммануиловича пошатнулось, и он вынужден был поехать для лечения за границу. Отсутствовал, кажется, два - два с половиной месяца. Обязанности командующего войсками округа исполнял в это время его заместитель Василий Константинович Блюхер, тоже пользовавшийся в войсках большим авторитетом, но складом характера отличавшийся от Якира.
По плану штаба округа проводились инспекторские стрельбы и маневры. И тут случилась неприятность. Инспектирующий комкор Грязнов обнаружил на стрельбище 44-й стрелковой дивизии случаи очковтирательства. Об этом немедленно доложили Блюхеру. Василий Константинович прибыл на место и был страшно возмущен происшедшим. Он издал приказ по войскам округа, в котором осудил 44-ю дивизию за очковтирательство. Дивизией командовал герой гражданской войны Казимир Францевич Квятек. Блюхер отстранил его от должности, дав тем самым понять, что обман никому не может быть прощен.