Докладывавшего он никогда не прерывал, в ходе доклада не делал замечаний, а лишь записывал в блокнот возникшие вопросы и потом задавал их, уточнял, вносил свои поправки и, наконец, принимал решение. К командующему без стеснения и излишнего волнения шел работник любого ранга, не боясь, что вызовет нетерпеливый жест, недовольную усмешку или услышит грубый окрик.
Требуя от подчиненных глубоко продумывать поставленные задачи, Якир так же поступал и сам. Командуя, он сам учился, осмысливал накопленный опыт.
Я не помню случая, чтобы командующий перепоручил учение войск, полевую поездку начсостава, военную игру кому-либо из своих помощников. А ведь рядом с ним работали отличные специалисты военного дела: начальники штаба округа П. П. Лебедев и Д. А. Кучинский, начальник управления боевой подготовки С. А. Калинин, начальник оперативного отдела В. С. Сидоренко, его помощник В. П. Бутырский, наконец, его заместитель и боевой друг Иван Наумович Дубовой. Всех их Якир высоко ценил, всем доверял, но он должен был все видеть сам, во все вникать, быть всюду с войсками - в бою, на учениях, на отдыхе. Только при этом условии, по его глубокому убеждению, можно было руководить частями и соединениями, нести полную ответственность за их подготовку и наиболее разумно использовать знания и опыт подчиненных.
Учения, которые проводил Якир и его штаб, всегда были целеустремленными: бывало, откинет командарм свою красивую голову, прищурит глаза и, будто сам себе, скажет:
- Нам не нужны учения ради учений... Отбыть номер и доложить об исполнении - для этого большого ума не требуется. Нет, каждый боец и командир за эти дни, потопав и изрядно попотев, должен вырасти и почувствовать, что он вырос. Ведь учимся не для отчетов.
С одинаковой тщательностью отрабатывались все виды боя, даже отступление, или, как мы предпочитали говорить тогда, «отход на заранее подготовленные позиции». Некоторые начальники уклонялись от отработки такого «крамольного» вида боя, опасаясь, как бы их не обвинили в трусости или в других смертных грехах. Якир не боялся слова «отступление» и требовал от командиров выдержки, смекалки, инициативы - при неудачах в особенности. В 1941 году, находясь на фронте, я часто думал: как бы пригодилось офицерам и генералам Красной Армии тщательное изучение и этого вида боя! Но, к величайшему сожалению, к началу войны многих командиров, имевших всесторонний опыт, уже не было. Зато те ученики Якира, которые уцелели, воевали храбро и умело, справедливо заслужив правительственные награды и высокие воинские звания.
Войска Украинского военного округа не жалели сил на учениях: устраивали завалы в лесах и на дорогах, прикрывали их хорошо замаскированными огневыми средствами, на открытой местности оборудовали минные поля, отрывали противотанковые рвы, преграждали пути движения танков «противника» надолбами и искусственными болотами. Поэтому действия подразделений, частей и даже соединений приобретали решительный, подлинно боевой характер.
Большое значение командарм Якир придавал обороне пограничной полосы, где строились долговременные железобетонные укрепления. В этой полосе было проведено много учений. В результате каждый командир хорошо знал местность и роль своего соединения по мобилизационно- оперативному плану. Во время сборов начальствующего состава округа командир дивизии вместе с командирами полков, батальонов и дивизионов выезжал в «свой» район и там проводил тренировки.
Иногда учения проводились совместно с войсками или с участием начальствующего состава других округов. После одного из таких учений запомнилось мне выступление командира 74-й стрелковой дивизии Северо-Кавказского военного округа Веревкина-Рахальского. Поблагодарив нашего командующего за науку, он откровенно и чистосердечно сказал:
- У нас занятия, к сожалению, не так динамичны, менее продолжительны, а действия большей частью разыгрываются на картах. На ваших учениях мы мало спали, не всегда вовремя ели и очень уставали. Зато мы многому, очень многому научились. Большое вам спасибо!..
Такой отзыв представителя другого округа всех нас обрадовал. А Иона Эммануилович хитро посмотрел на нас, штабных командиров, и едва заметно покачал головой: похвала, мол, дело хорошее, но не зазнавайтесь и не думайте, что всего достигли - впереди еще много труда.
Мы любили Иону Эммануиловича за его исключительную тактичность. Случалось, что тот или иной командир принимал во время занятий неправильное решение и попадал подчас в очень неприятное, даже в смешное положение. Щадя самолюбие оплошавшего командира, товарищ Якир всегда находил способ помочь ему избежать язвительных острот. Подражая своему командующему, и мы старались быть тактичными и сдержанными по отношению друг к другу.
Как-то командир кавалерийского корпуса Н. Н. Криворучко, человек очень способный, решительный, но не в меру горячий и нетерпеливый, в ходе учений принял явно неправильное решение. Иона Эммануилович мог бы указать Криворучко на его ошибку, но поступил иначе. Обратившись к командиру 9-й кавалерийской дивизии К. П. Ушакову, он спокойно спросил:
- Представьте себе, товарищ Ушаков, что вы спите и все, что сейчас происходит, видите во сне. Как бы вы поступили, проснувшись?
Ушаков сообразил, в чем дело, и вполне серьезно ответил:
- Я бы, товарищ командующий, прежде всего сказал бы себе, что видел неважный сон. - И после небольшой паузы дипломатично добавил: - Видимо, я не очень ясно, путано доложил комкору обстановку. Разрешите доложить ее снова?
- Ну что ж, докладывайте, - согласился Якир.- Тогда товарищ Криворучко, конечно, сможет принять правильное решение.
Криворучко все понял и был благодарен Якиру и Ушакову за товарищескую «выручку».
Часто командующий посылал командира одной дивизии проверять другую, соседнюю.
- И товарища проверите, и сами ума наберетесь,- обычно говорил он, но при этом требовал, чтобы проверка не была формальной и недостатки не просто фиксировались, а устранялись на месте.
В 1932 году меня направили проверить 15-ю Сивашскую стрелковую дивизию, которой командовал В. В. Тарасенко. Как я и предполагал, дивизия показала отличные и хорошие результаты по всем видам боевой и политической подготовки, кроме... стрелковой. Я мог бы констатировать этот недостаток в докладной записке и уехать, считая проверку законченной, но знал, что это не удовлетворит командующего, и стал выяснять причины.
Оказалось, что новое стрельбище было только что оборудовано и части не успели еще устранить недоделки. Стрельбище имело большой уклон по директрисе, и мишени были поставлены на высоких кольях, а от этого между ними и землей образовался большой зазор, что, конечно, мешало стрелкам правильно брать прицел.
- Что ж, дорогие товарищи, - сказал я командирам,- сделаем, как требует командующий: сначала все исправим, а потом уж и поеду.
Якир и сам подавал пример делового подхода к выявленным недостаткам.
В тридцатые годы в армии увлекались стрельбой из пулемета «максим» с закрытых позиций и через голову своих войск. Этим искусством обязаны были владеть все - от командира пулеметной роты до командира дивизии включительно. Но загруженные множеством служебных обязанностей, мы, старшие начальники, почти не тренировались. И со мной произошел конфуз.
Только что закончился первомайский парад войск харьковского гарнизона. У всех было приподнятое, праздничное настроение. И вот тут-то меня подозвал к себе Якир и спросил, когда дивизия выходит в лагеря и начнет нормальные занятия. Я ответил, что на это потребуется неделя.
- Значит, через семь дней я приеду к вам. Проверю стрелковую и физическую подготовку, - улыбнувшись, сказал командарм.
- Товарищ командующий, вы же знаете, что в территориальных дивизиях в перерыве между сборами остается только младший комсостав да немного красноармейцев з хозяйственных взводах. И те работают на складах, несут караульную службу... Нельзя ли отложить проверку хотя бы на две недели? - стал упрашивать я.