Нам, учащимся частного училища Карчевского, повезло. Учебная атмосфера здесь резко отличалась от порядков, царивших в казенном училище. Не было резкого деления на богатых и бедных, не чувствовалось национальной розни и угнетающей муштры, дышалось легче и свободнее. Среди преподавателей было немало опытных, с прогрессивными для того времени взглядами. Они не налегали на зубрежку, а старались заинтересовать учащихся предметом и передать им свои знания. Влияние таких преподавателей на школьников было огромным.
Любимым преподавателем у нас считался А. П. Месяцев. Блестящий знаток истории, особенно русской, он вдохновенно рассказывал о прошлом народов, населявших Россию, и зачастую, отвлекаясь от темы, импровизировал и рисовал картины далекого будущего человечества. Именно он привил нам любовь к Родине, к народу и заставил в меру нашего разумения осмысливать все, что происходило вокруг. По совету Месяцева многие из нас прочли «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса и еще кое-что из марксистской литературы. Месяцев безусловно помог формированию наших характеров и взглядов. С особым вниманием он относился к Ионе Якиру, считая его способным и пытливым учеником с большими задатками ученого.
Любили мы и учителя географии (фамилии, к сожалению, не помню). Он не был сухарем, бездумно водившим указкой по географической карте. В его рассказах мы словно видели весь земной шар, узнавали разные страны, путешествовали по морям и океанам, забирались в самые дальние уголки нашей планеты. И этот преподаватель часто выходил за рамки урока. Не всегда прямо, чаще иносказательно, он показывал ученикам изнанку жизни народов, их беды и горести, их стремление к свободе и лучшей доле.
Бывало, закончится урок географии, ребята мчатся на перемену, а мы с Ионой бродим по коридорам, и до меня доносится взволнованный шепот моего друга:
- Здорово, правда?.. Объехать бы всю землю, повидать своими глазами, как живут люди... И чтобы не было городовых, губернаторов и царей... Чтобы всем жилось как надо...
Как надо жить и что для этого нужно делать, мы пока не знали, многого не понимали. Но это понимание пришло к нам очень скоро.
Хочу еще вспомнить добрым словом преподавателей французского и немецкого языков. Иона Якир увлекался изучением иностранных языков - они ему давались легко - и впоследствии много тренировался и довольно свободно владел немецким и французским. Это ему пригодилось и в армии.
Но больше всего Иону влекла к себе химия. Ее преподавал сам Карчевский, который ценил учащихся, любивших химию. Иона много времени проводил в лаборатории, возился со всякими пробирками и колбами, производил различные опыты, и от этого занятия его невозможно было оторвать. Убежден, что если бы не революция, целиком поглотившая все наши силы и помыслы, Иона Якир стал бы химиком и, возможно, сделал ученую «карьеру». Ведь не зря же, попав в Швейцарию, он начал усердно изучать химические науки, стремясь в короткие сроки добиться наилучших результатов. Но события повернулись по-иному, и Якир стал бойцом, командиром, военачальником.
Как я уже говорил выше, наше училище по сравнению с другими было более демократическим. Это, несомненно, налагало свой отпечаток на наше сознание. Во всяком случае, помнится, несколько старшеклассников во главе с Фельдманом создали марксистский кружок. Маскируя свои собрания товарищескими встречами и домашними вечеринками, участники кружка читали нелегальную и полулегальную марксистскую литературу, устраивали диспуты, до хрипоты спорили о сроках и судьбах революции. Это были горячие, искренние ребята, искавшие путей в революционное движение. Устав от споров и чтения брошюр, все запевали вполголоса запрещенные песни, причем кто-нибудь занимал пост наблюдателя у окна или на улице, чтобы подать условный сигнал, если появится городовой или подозрительный человек, похожий на шпика охранки.
Некоторых из нас, более молодых, Фельдман тоже втянул в кружок, и там мы впервые приобщились к начальным основам марксизма. Кружок часто собирался то в квартире Фельдмана, то в квартире Якира. Не знаю, догадывалась ли Клара Владимировна о характере наших сборищ, но своему сыну Ионе она не запрещала приглашать товарищей и участвовать в «вечеринках».
В день похорон Льва Николаевича Толстого учащиеся нашего училища по инициативе марксистского кружка организовали забастовку. Все ребята высыпали из классов в коридоры, потом на улицу и, помитинговав немного, с молчаливого согласия учителей разошлись по домам. В этой забастовке участвовал и Якир. Он был возбужден, лицо его раскраснелось, и мне показалось, что Иона будто незаметно повзрослел.
Обстановка в Кишиневе тоже способствовала тому, что мы, подростки, быстро взрослели и приобщались к революционному движению. В городе задавали тон приверженцы известных в то время реакционеров Крушевана и Пуришкевича, творили свое черное дело черносотенцы, устраивали еврейские погромы. Разнеся мелкие лавчонки, разгромив квартиры, избив и покалечив ни в чем не повинных людей, черносотенцы после этих «побед» разгуливали по городским улицам, усыпанным обломками мебели и пухом от распоротых перин, несли над головами портреты царя, церковные хоругви и орали пьяными голосами монархические гимны.
Но в городе подспудно, незаметно шло накопление иных, революционных, сил. Из истории нашей партии известно, что в Кишиневе в начале двадцатого века существовала подпольная типография социал-демократов, а в ней печаталась ленинская «Искра». В Оргееве и самом Кишиневе проживали под надзором полиции высланные из других мест социал-демократы. Они общались с населением, с беднотой, ремесленниками, рабочими, распространяли нелегальную литературу и постепенно обрастали активом из местной интеллигенции, учащихся и немногочисленной прослойки пролетариата.
Утверждать не могу, но думаю, что отец Ионы и дядя Фома тоже были связаны с профессиональными революционерами и оказывали им посильную помощь. Это, видимо, понимал и Иона Якир, потому что в своей автобиографии (я с ней познакомился недавно) он записал: «Последние полтора года пребывания в реальном училище под влиянием главным образом дяди-врача, старого социал-демократа, начал почитывать марксистскую литературу...» Здесь Иона Эммануилович прямо называет дядю Фому социал-демократом.
Незаметно бежали школьные годы. Ранней весной быстро распускалась зелень, цвели каштаны, солнце припекало все горячей; и учащиеся с нетерпением ждали каникул. Летом, когда не надо было ежедневно бежать в училище, мы чаще встречались, уходили в укромные уголки садов и парков и там свободно говорили обо всем, что волновало наши сердца.
Иона, я и наши близкие товарищи любили поэзию, зачитывались художественной литературой, занимались кто физикой, кто химией, кто историей, а главное - пытались познавать жизнь. Смутные желания и стремления звали нас в неизведанные дали. Хотелось поскорее приобрести прочные знания, чтобы потом полностью отдать их трудовому народу. Пятнадцатилетние, шестнадцатилетние юнцы, мы бредили дальними странами, где, может быть, легче дышится, чем в царской России, но еще не были готовы к действенной борьбе с самодержавием.
Наступил 1913 год. Ура! - училище закончено! Что же делать дальше, где и как приложить свои силы, свою энергию?
По разным причинам многие из нас учиться дальше в России не имели возможности; превращаться в кустарей или ремесленников не хотелось и пришлось искать возможности для продолжения образования за границей. Я уехал в Англию, потом перекочевал во Францию. А Иона Якир, по настоянию и при материальной поддержке дяди Фомы, отправился в Швейцарию, в Базель. В Базеле жил старый друг дяди Фомы, эмигрировавший из России профессор химии Фихтер. К нему-то и явился Иона Якир с рекомендательным письмом от дяди.