Выбрать главу

Зато весной, после половодья, когда зеленым дымком молодых листьев покрывались березы, ели и сосны расправляли уставшие от снега ветви, солнце провожало нас в школу и обратно - все вокруг становилось прекрасным и радостным. Не смолкали смех, шутки, веселые разговоры.

Но однажды из школы возвращались мы очень серьезными. Директор школы Василий Федорович Станкевич, любимый наш учитель, предложил семиклассникам подумать о выборе дальнейшего пути. Школа была семилетней, и каждому из выпускников 1934 года предстояло избрать себе профессию. Василий Федорович, конечно, не навязывал нам свою волю, но слова о том, что стране с каждым годом нужно все больше и больше грамотных людей, что партия большевиков поставила задачу полностью ликвидировать неграмотность, а для этого необходима целая армия учителей, заставляли призадуматься. А пример самого директора школы, замечательного человека и педагога, поневоле вызывал желание быть похожими на него. Мы впервые откровенно и долго говорили об этом по дороге домой. В чем-то сомневались, в чем-то убеждали друг друга.

Перед тем как разойтись, остановились возле избы Федора Коновалова. Разговор наш прервался неожиданно. На крыльцо вышел военный, Федор бросился к нему.

- Иван! Братик! Приехал!

Да, это был старший брат Федора - Иван Коновалов. Мы знали, что Иван военный летчик. А кроме того, Федор говорил, что брат его не просто летчик, а летчик-испытатель.

Пилот Иван Коновалов изумил нас. Синий костюм, голубые петлицы с золотыми птичками, пилотка с голубым кантом - все это мы видели впервые. Но больше, чем форма, меня поразило сознание, что перед тобой человек, который поднимается в небо, управляет такой машиной, как самолет. Нет, это был не тот Иван, которого мы знали обыкновенным сельским парнем, это был человек из другого мира.

Но честно говоря, в тот момент у меня не возникло желания стать летчиком. Слишком недосягаемой, как с земли летящий аэроплан, казалась мне эта профессия. Из двадцати четырех выпускников нашего класса двадцать один решил пойти по стопам любимого учителя. Все мы успешно сдали экзамены и поступили в педагогический техникум в Белой Церкви.

1936 год. В Испании гражданская война. С оружием в руках народ борется за свободу, против фашизма. В Германии фашисты готовят вермахт. Японские милитаристы - свою армию. В техникум один за другим приезжают представители военкомата, военно-учебных заведений: "Стране нужны красные командиры! Комсомольцы! Молодежь! Поступайте в военные училища!" Этот призыв не остался без ответа.

После недолгих размышлений несколько ребят с нашего курса, в том числе и мы с Димой Зайцем, решили пойти в Житомирское танковое училище. Но не успели собраться, как приехал представитель Киевского обкома комсомола. Доклад его на нашем собрании был коротким: "Пять лет назад IX съезд комсомола от имени всех комсомольских организаций взял шефство над Военно-Воздушными Силами. Решение съезда остается в силе до тех пор, пока нашей Родине будет нужна военная авиация. Лозунг "Комсомолец, на самолет!" вот призыв сегодняшнего дня!".

Тогда я и вспомнил Ивана Коновалова, односельчанина, брата моего товарища. Но вспоминать пришлось не о том, как увидел его в парадной летной форме. Немного времени прошло после его отъезда, и в селе получили горькое известие: "...военный летчик Иван Коновалов погиб при исполнении служебных обязанностей..."

Видимо, трагическая гибель земляка и удержала многих наших ребят от поступления в авиационное училище. В авиацию решили пойти только мы с Димой Зайцем да Василий Куценко, который учился уже на третьем курсе.

Ни тогда, ни сейчас не смогу, пожалуй, объяснить, почему все-таки решил стать летчиком. Может быть, теплилась в глубине души искорка мечты об авиации уже давно, со встречи с Иваном Коноваловым. Может быть, просто решил испытать себя, попробовать силы там, где не только трудно, но и опасно. Может быть, как комсомолец принял всем сердцем решение съезда. А точнее все, вместе взятое, и предопределило это для многих неожиданное решение. Неожиданное прежде всего для отца.

Что было, когда я приехал в Ставки сообщить родным, что хочу стать летчиком! Отец только за ремень не брался. Все остальные методы родительской власти использовал полностью. Не забыл и о трагической судьбе Ивана Коновалова:

- Сколько ни летай, а на землю все равно упадешь. Земля - она к себе всегда притянет...

Сестра и братья пришли в восторг. Ульяна Андреевна потихоньку охала да вздыхала, отцу не перечила, но женским сердцем быстрей, чем отец, поняла, что не удержать птенца, коль решил он выпорхнуть из гнезда. Перед самым отъездом смирился и отец. Он, как делал в исключительно торжественных случаях, достал бутылку водки, посадил меня рядом за стол, но... выпить не дал ни грамма. Сидели молча...

На следующий день на Центральном стадионе Киева состоялись торжественные проводы завтрашних курсантов. Украина провожала и благословляла будущих защитников Родины. Над стадионом кружил самолет, пилотируемый летчиком Постышевым, сыном известного деятеля Коммунистической партии. Я смотрел на аэроплан с замиранием сердца и думал: "Неужели и я скоро вот так сумею кружить над землей? Неужели я, обыкновенный хлопец, Василий Шевчук, буду летчиком?.."

И вот мы в Каче - знаменитой школе военных летчиков, одном из старейших летных училищ страны. С гордостью и столь же большим неумением надевали военную форму: необмятые еще гимнастерки, буденовки со звездой.

Нужно было пережить все нетерпение во время занятий в теоретическом батальоне, прошагать немало часов на строевой подготовке и каждый день только смотреть, как над твоей головой летают другие. Следовало пройти школу суровой закалки рядового бойца, прежде чем впервые сесть в кабину самолета...

Незабываемы минуты первого полета, еще более памятны самостоятельный взлет и посадка. Учебный самолет. Боевой - Р-5. Время летит быстро, как земля под крылом. Записями инструктора в летной книжке остаются твои радости и огорчения, удачные полеты и ошибки. Уже не думаешь над тем, как поднять хвост самолета при взлете, не потеешь, загоняя "шарик" в центр прибора. Уже неплохо стреляешь и ходишь по маршруту. Уже начинаешь считать себя летчиком, хотя вслух, понятно, об этом не говоришь. Но как далеко до этого на самом деле.

Эскадрилья, в которой я летал, где был старшиной, уже стояла на пороге выпуска. Но вот приказ: "Лучших курсантов-выпускников с самолета Р-5 перевести на И-16 и выпустить летчиками-истребителями". Жалко было расставаться с товарищами, первым инструктором лейтенантом В. Г. Поликановым, командиром эскадрильи майором А. В. Жуковым. Учили нас, не жалея ни времени, ни сил. Но честь ведь оказана высокая - летать на замечательном боевом истребителе Поликарпова.

Новый инструктор лейтенант С. М. Федоров нашу подготовку оценил положительно. Мы быстро закончили вывозную программу. Остался контрольный полет перед самостоятельным вылетом. Лечу с майором Т. С. Тарасенко.

Мне казалось, что выполнил я все нормально, как учили. Однако майор, не успев вылезти из кабины, резко бросил моему инструктору:

- Курсант к вылету не готов. Не видит землю, держится напряженно. Дать сто полетов на У-2. Отработать взлет, посадку, потом посмотрим.

Всем нам было хорошо известно, что у майора Тарасенко своя теория: из каждого потока нужно отчислить несколько курсантов, произвести так называемый искусственный отбор. И я понимал, что это - приговор всей моей летной жизни, так как если мы с инструктором и справимся с этой сотней полетов, то я все равно безнадежно отстану от группы. А главное, ясно, что дополнительная программа станет поводом для отчисления из школы.

Но так уж у меня в жизни случалось, что в трудную минуту на помощь всегда приходили замечательные люди. Прежний мой командир майор А. В. Жуков, узнав о решении Тарасенко, обратился к начальнику училища генерал-лейтенанту авиации В. И. Иванову. Умудренный жизненным опытом, Василий Иванович быстро разобрался в ситуации. Меня и еще такого же "неудачника" - курсанта Андрея Доду форсированно провели по всей программе на И-16. Зачетные полеты на госэкзамене я сдал на "отлично", так же как и остальные. Кроме одного - за материальную часть самолета и двигателя, к удивлению преподавателя и инструктора, всего-навсего "хорошо". Но она была счастливой, эта четверка.