- Прошла медкомиссию? - нахмурился Григорий.
- Признана годной для строевой, - пожала плечами Лиза.
- А я думал, уйдешь со своими пиратами куда-нибудь подальше и Полину с собой заберешь.
- А вот это идея! - кивнула Лиза. - Я могу попросить шкипера, он мне не откажет.
- Что ж, - согласился Григорий, - попроси!
И, ничего к этому не добавив, даже не попрощавшись, покинул веранду.
Григорий ушел. Лиза проводила его взглядом. В задумчивости щелкнула крышкой портсигара и даже не запомнила, как доставала папиросу, и как закуривала. Нашла себя через какое-то время с прогоревшей до мундштука папиросой, потухшей и даже уже не дымившей: стояла у стеклянной двери и смотрела, как на улице медленно падает снег.
Разговор с "братом Гриней" уже не в первый раз поставил вопрос ребром: кто она Лиза Браге? Тень воина или воин? Лиза Берг, Елизавета Браге или кто-то третий, новый и неизвестный?
Сейчас она с полной очевидностью поняла, что, не задумываясь, легко и естественно приняла предложение адмирала Маркова и, более того, была горда и счастлива получить такое предложение. И перед медкомиссией волновалась, как "настоящий пилот". И позже "держала себя в узде", стараясь никому из проверявших не показать ни своего страха, ни своей неуверенности. И, разумеется, она помнила приступ счастья, обрушившегося на нее, когда прочла в заключении комиссии, "практически здорова"... "ограничений не имеет"... "пригодна к строевой службе на боевых кораблях Флота".
"Пригодна" - означало среди прочего именно то, о чем она сказала пару минут назад своему "полубрату": если начнется война, Лизе предстоит повести в бой артиллерийский крейсер "Вологда". И этим все сказано. Война - это кровь и смерть, но для авиатора Елизаветы фон дер Браге это еще и работа. Впрочем, как только что выяснилось, для Лизы теперь все обстояло точно так же.
"Есть такая профессия - родину защищать", - вспомнила она фразу из старого советского фильма и даже не удивилась, почувствовав, как точно соответствует это определение ее внутреннему ощущению.
5. 11 марта 1932 года
Ресторан "От-кутюр" - не трактир, тем более, не корчма, а именно ресторан на европейский лад. Модный в этом сезоне, пафосный и дорогой, но столичные кутюрье хаживали сюда еще задолго до того, как заведение приобрело такую популярность у шлиссельбургских богачей. Собственно, в первую очередь, поэтому Наде оказалось достаточно всего лишь выразить желание зайти вечерком в "От-кутюр", и ресторатор Самошин тут же организовал для нее столик. Впрочем, имелась и другая причина. Когда еще и где, увидишь вместе одного из самых востребованных модельеров столицы Надежду Вербицкую, оперную диву "европейского разлива" Клавдию Добрынину и кавалерственную даму капитана баронессу Елизавету фон дер Браге? Если честно, то редко когда и, черт его знает, где.
Так что ничего удивительного, что на них смотрели. Смотрели и еще как! Однако умение игнорировать настырный интерес совершенно посторонних тебе людей - непременное условие публичности. Без этого на горних вершинах известности и славы не то, что не прожить, просто не выжить. И если Елизавете, с ее ничтожным опытом, искусство "равнодушия" давалось с трудом, - Надежда с Клавдией помогали ей, как могли. А могли они много как, хотя этим вечером превзошли самих себя. Мало того, что место атмосферное, и марсельский диксиленд - выше всяческих похвал, так еще и разговор, доверительный, непринужденный и на более чем подходящие темы: мода, любовь и оперная сцена, - со смехом, шутками и с франкским шампанским, которое буквально лилось рекой. Тем не менее, "среди своих", то есть, исключительно между собой, подруги оставались внимательны друг к другу и не скрывали своего благожелательного интереса ко всем "грязным подробностям" личной и общественной жизни "любой из трех".
- Милая, ты уже в четвертый раз смотришь на часы, - испытующе глянула на Лизу Надежда, - мы кого-то ждем?
- Жду, - вздохнула Лиза и пыхнула в рассеянности папироской.
Телеграмму из Гетеборга она получила еще утром и сразу же отписалась, указав, где и когда ее искать, если, конечно, курьерский "скороход" Эдинбург - Антверпен - Ниен прибудет без опоздания, и в Ниене найдется попутный борт в Шлиссельбург.
- Вот как? - заинтересовалась Клавдия. - Кто он? Почему раньше не рассказывала?
- Да, сама еще не уверена, - снова вздохнула Лиза. - Познакомились случайно и при весьма драматических обстоятельствах. Во всяком случае, тогда мне было не до любви. Позже виделись лишь мельком, да и то на людях. А потом он мне написал...
- И понеслось! - хохотнула Клава, уловившая самую суть интриги.
- Да, нет! Что ты! - покраснела Лиза, обычно не склонная к смущению. - Мы только переписывались...
"Да, представьте! Только переписывались!"
С ее-то наклонностями, с ее-то "послужным списком"! Однако из песни слов не выкинешь: так оно все и происходило. Переписка, пара-другая телефонных разговоров. А потом он вдруг сообщает, что взял билет на "экспресс" и спрашивает совета, на каком постоялом дворе в Шлиссельбурге ему стоит зарезервировать номер?
- Он хорош собой?
- Мне нравится.
- Где вы познакомились?
- В Африке.
- Наш, себерский?
- Нет, франк, вернее, шотландец...
- Так франк или шотландец?
И дальше в том же роде.
За разговорами Лиза отвлеклась, и какое-то время не смотрела ни на часы, ни в сторону входа.
- Только не говори, что этот красавчик он! - Первой Якова увидела Надежда и оценила по достоинству.
- Извини, Надя, но это именно он! - ответила Лиза, повернувшись туда, куда смотрела подруга.
Яков шел по проходу между столиками, и да, он был чудо, как хорош. Высокий, широкоплечий, темноволосый и темноглазый. В общем, мечта любой себерской женщины, которые - так уж сложилось - легко западали на южан. А Яков как раз и являл собой лучший образчик средиземноморского типа, хотя, по происхождению считался скорее шотландцем, чем франком. Впрочем, темноволосых шотландцев тоже пруд пруди, только у них тип другой. А еще, Лиза впервые увидела Якова в смокинге, со всем прилагающимся к этому "блюду" "гарниром", - белоснежной манишкой, галстуком бабочкой и лакированными штиблетами, - и мгновенно поняла, что все это ему ужасно идет, и к тому же все это он умеет носить.
- Умереть не встать! Какой мужчина! - констатировала Клавдия, которая, не смотря на очевидные сексуальные предпочтения, умела быть объективной.
Между тем, Яков подошел к их столу и вежливо поклонился.
- С вашего позволения, дамы, - сказал он по-русски, хотя и с чудовищным английским акцентом, - разрешите представиться! Джейкоб Август Мария Паганель! К вашим услугам!
Он обвел подруг чуть насмешливым взглядом темно-карих глаз, одарил их своей невероятно привлекательной улыбкой, и, повернувшись к вставшей навстречу ему Лизе, осторожно коснулся губами ее щеки.
- Если позволишь...
- Ты спросил постфактум! - не искренне возмутилась Лиза, забывшая вдруг, сколько ей лет и кто она такая в этой жизни.
- Главное, что спросил! - возразил Яков, пододвигая ей стул
- Позволите? - снова постфактум спросил он, садясь за стол.
- С каких пор ты говоришь по-русски? - "поддержала разговор" Лиза, хотя, видит Бог, даже от этих ничего не значащих реплик ее вдруг бросило в жар.
"Вот же напасть! Совсем голову потеряла, дура старая!"
И в самом деле, напасть. Ведь, если быть искренней, первое время "в новом мире и в чужом теле" Лиза образчиком благонравия явно не была. Скорее наоборот: грешила легко и беззаботно, словно, не ведавшая греха Лилит. Однако со временем Лизино отношение к постельным играм несколько изменилось. Достаточно сказать, что последним мужчиной, с которым она спала, был профессор Скиапорелли. И случилось это аж в мае месяце прошлого года. Был, правда, еще один мужчина, но Федора можно было считать персонажем сна.