Но шаги у нее были легкие и счастливые.
А он с горечью думал, как она ошибается в нем, в командире с плакатным лицом героя. Если бы она знала всю правду о том, с кем ей легко идти рядом! Как он не спас сына, когда мог это сделать. Как он годами молчал. Пока на лицо того мальчика с доверчивыми глазами не легла, подобно слепку, сорокинская улыбка...
А вокзал был уже близко. С балкона кто-то махал им рукой: Иннокентий звал их — идите скорей! Холодное пиво уже стояло в запотевших стаканах. И Егорову захотелось туда, за столик кафе, к друзьям, — пить пиво, шутить, спорить, даже закурить сигарету, и хотя бы на полчаса забыть обо всем. Он кивнул Иннокентию — да, идем! — и было прибавил шагу.
Вдруг Вика быстро взяла его за руку:
— Смотрите, он ждет вас!
— Кто?
— Сын.
Сначала он увидел Сорокина. Войдя в подъезд, тот был уже за стеклянной дверью. Устало волоча плащ, уходил немолодой человек в модном костюме.
По эту сторону двери стояла мать.
А совсем близко к Егорову — четким силуэтом на прозрачной стене — застыл его сын. В мокром асфальте вокруг него блестели огни.
Егоров замер, сжал пальцы Вики. Она мягко освободила руку — идите! Но он медлил. Случайный свет фар вылепил в полутьме лицо сына. Глаза его щурились остро и холодно. Казалось, он хочет узнать человека со старой фотографии, не узнает его, и вот-вот усмехнется: а был ли ты?
Свет скользнул и погас, лицо ушло в тень, а Егоров все видел перед собой туго сжатые губы и холодноватые, с затаенной усмешкой глаза. И думал уже не о том, похож ли сын на него, а о том, насколько тот похож на молодого Сорокина. И, ясно увидев это, он понял, что самое трудное в его, Егорова, жизни только еще начинается.