— А зачем эти игры во власть, если человек не меняется и не становится лучше? — спросил Дерен, не открывая глаз. — Если в самих Домах нет стремлений к духовному преображению, если дети Аметиста, Оникса и других Великих Домов всё так же слабы — продают и предают друг друга — к чему все ваши попытки спасать людей? Кому вы такие нужны?
— Я понимаю твои слова, — голос Линнервальда гулом отозвался в ушах Дерена, показывая, что регент сдерживает недовольство, просаживая тяжестью общий «фон» в зале. — Но это — максимализм юных. Человек всё ещё в очень большой мере — простое животное. Он так устроен, что ему нужна власть. И обязательно нужен формальный лидер — глава этой власти, чей путь оплачен «голубой» аристократической кровью. Люди, может быть, и хотят, чтобы ими правили по-иному, но ещё не умеют это принять.
— Они должны изменяться, чтобы приняли, — не согласился Дерен. — Но вы не способствуете изменениям. Для этого надо было отбирать пусть не самых сильных, но лучших. Я понял твои объяснения на тему воспитания юных в здешних Домах. Ты считаешь, что они должны сами искать себя и учиться бороться с трудностями. Но не всякий силен сразу и телом, и душой, и духом. И легче всего пробивается самое низкое из трех. Сильного духом и слабого телом ребенка задавят ещё у кормушки. Ты знаешь историю Лессарда, наследника Дома Сапфира? Наши бойцы вытащили его из развалин, где он должен был погибнуть в силу своего малолетства и беззащитности. И это спасение было не гратой, и не судьбой, а своеволием нашего капитана, который, вопреки всем правилам оставил ни на что не годного щенка на боевой эмке. И щенок нечаянно уцелел в той мясорубке, что царила тогда на Аннхелле. И теперь Локьё носится с ним, как с дарёным сапфиром. Дух — не первое, что движет нами. Чтобы он развился, надо хотя бы выжить.
Линнервальд вдруг вздохнул. Тяжело, как очень уставший человек.
— Ты говоришь верно, мальчик. Но у меня просто нет стольких истников, чтобы возиться с детьми. А сами они — как зверята. Да, мы бросаем их в воду и ждём, кто выплывет. Ты прав: мы — идиоты. Но ты пойми, что война между Империей и Содружеством закончилась меньше года назад. И закончилась она только здесь, на Юге. А ведь есть ещё Север, и умы самых сильных из нас заняты сейчас другим. Ты не понимаешь, как это трудно, когда у тебя под рукой не крейсер, а десятки населённых планет. И сеть причин вспухает не разноцветными огнями новых идей и мыслей, а кровью. Пролитой кровью. Люди не должны убивать друг друга. Но они убивают... А тебе рвут сердце брошенные на произвол судьбы мальчишки.
Он замолчал.
Дерен чуть приоткрыл глаза и смотрел, как по стенам комнаты, реагируя на эмоции регента, побежали багровые сполохи.
Он знал, что такое смерть. Очень хорошо. Так хорошо, как не пожелал бы никому.
— Но почему тогда эрцог Симелин тратит своё драгоценное время на такую пешку, как я? — спросил он.
— Да если бы я мог знать... — отозвался Линнервальд. — Со мной он говорить не станет. Я попробую встретиться с Локьё, он один имеет хоть какое-то влияние на Симелина, но это будет небыстро. Мне нужен повод.
Дерен кивнул и распахнул глаза, сбрасывая в один короткий выдох тяжёлый кокон ментальной защиты.
Так можно было бы бросить на пол оружие.
— А почему риск для владеющего техникой «хождения по паутине» возрастает в открытом космосе? — спросил он уже совсем другим тоном.
Дерен вот так же успокаивал капитана, переключая его на простые и понятные вопросы с тех, на которые нет ответа.
— Ты заметил, что «Патти» охраняется лучше наземных резиденций? — удивился регент. — Мы стараемся не демонстрировать этого внешне.
Он моргнул, переключаясь, и заставил себя улыбнуться.
Веселья вопрос ему не добавил, но регент понял, что собеседник предложил снизить накал встречи, и выразил согласие.
— Да, — кивнул Дерен. — Для военного пилота там было достаточно «меток». На «Патти» стоят не только щиты, но и турели, возможно даже автономные. Это серьёзно.
Линнервальд встал, прошёлся по круглому пятачку площадки, раздумывая.
Ответив на вопрос младшего, не относящийся к заявленной теме беседы, он подчеркнул бы, что проиграл... Но ведь это был первый момент доверительного общения, который возник между ним и Дереном.
— В космосе мир человека подвижен не только на уровне причин, но и в самой текущей реальности, — начал он осторожно. — Ведь зыбкость причинной сети — сродни полёту. Ты ощутишь это, когда...
— Нет, — напомнил Дерен. — Я не давал согласия.
— Но почему? — Линнервальд вздохнул устало и как-то очень по-человечески. — Я же вижу: ты мне лжёшь про политику. Причина в чём-то ином. В чём?
Ментальная тяжесть начала нарастать вдруг по-настоящему. Регент больше не пытался контролировать вспышки эмоций.
Он словно бы говорил: я действительно устал от тебя и от этого разговора. Доколе?
Дерен знал, как давит на реальность раздражённый истник. Командующий объединённым Югом лендсгенерал Колин Макловски часто бывал на «Персефоне». Пилоты любили спорить, сколько g выдаёт раздражённый командующий.
— Я просто не вижу в этом пути целей и смыслов, — пояснил пилот, подстраиваясь под эмоциональный выплеск регента так же ловко и аккуратно, как и до того под контролируемое психическое давление.
Он перешёл на поверхностное дыхание и постепенно сливался с фоном — со стенами, мягкими креслами...
И Линнервальд оценил мастерство. Он тряхнул головой, и давление пропало.
— Ну, вот умеешь же! — выдохнул он, переводя внутренний эмоциональный выплеск в обычную реакцию раздражения. — Ну что ты за упрямое!..
Он не выругался. На него давили ранг, воспитание, должность.
Дерен знал: Линнервальд тоже испытывал отвращение к занятиям политикой и играм управленцев. Но у него просто не было выбора, и как человек долга...
Регент перехватил его взгляд:
— Только не говори, что понятие долг для тебя не существенно!
— А в чём оно здесь для меня? — удивился Дерен. — У моего Дома есть и наследник, и регент. И для наследника я уже сделал всё, что сумел. Он рассказывал?
Регент кивнул. Он знал, что четыре года назад команде «Персефоны» пришлось спасать Эберхарда, уже объявленного наследником. Парень едва не погиб из-за глупости своего дяди, Ингваса Имэ.
Дядя связался с алайцами, и кончилось тем, что мальчишку крокодилы взяли в заложники и пытали, как этого требовал высокий ранг пленника. То есть на всю катушку, а над людьми они издеваются виртуозно.
Капитан «Персефоны» ухитрился вытащить Эберхарда едва не с Э-лая, и Дерену пришлось возиться с одуревшим от пыток наследником.
Дерен усмехнулся. Он прочёл по лицу Линнервальда, что доверительного разговора между ним и наследником не произошло.
Регент кивнул. Да, он знал о происшедшем только в общих чертах. Отношения с наследником у Линнервальда не сложились.
В Доме Аметиста многие ненавидели дядю Эберхарда, Ингваса Имэ, и часть этой ненависти переносили на племянника.
— Ты тоже его ненавидишь? — спросил Дерен.
Линнервальд закрыл глаза. Черты лица его застыли.
Это был слишком личный вопрос. Мальчишка-пилот ясно давал понять — если ты хочешь от меня откровенности, давай будем играть на равных.
— Да, — сказал регент. — Мне трудно бороться с неприязнью к Эберхарду. Хотя я надеюсь, что это всё же не ненависть.
— Поэтому он сбежал от тебя к Локьё? — продолжил допрос Дерен.
Эберхард был сейчас на «Леденящем», на флагмане эскадры Содружества, где эрцог Локьё собрал две дюжины способных мальчишек, чтобы такому же юному, как Эберхард, наследнику Дома Сапфира Лессарду Локьё было с кем расти и учиться.
— Нет, — улыбнулся Линнервальд, не сдерживая облегчения. — Не знаю, какая на него нашла блажь, но выпросился он совсем под другим предлогом. И Локьё хотел его видеть не больше меня. Парень вбил себе в голову, что таков его истинный путь. Начитался древних книжек... Он всегда был болезненным и чересчур экзальтированным.