— А вот это уже ваше личное дело. Кстати, если вы намерены жаловаться — не советую. Учтите, что строительная организация звонит для всех, а вы — для одного себя. Скажите спасибо, что мы вас вообще не отрезали, а только запараллелили.
Запараллеленная единица горестно вздохнула и удалилась к семейному очагу, чтобы ежеминутно вздрагивать от бойких строительных звонков. А начальник узла связи принялся за текущие дела с гордым ощущением праведно выполненного долга...
Нет, не о строительной организации пишу я этот фельетон. Она не строила никаких козней неведомому ей абоненту Бызину. Она просто обратилась на узел связи с понятной просьбой телефонизировать объект поскорее. Эти строки я посвящаю начальнику Выксунской связи и ему подобным, для которых справедливость и законность решения определяются исключительно вульгарной арифметикой: учреждение — это много граждан, один гражданин — это один гражданин. А это значит, что в любом сталкновении «учреждение — гражданин» последний должен автоматически потерпеть фиаско.
Я не знаю, как бы вел себя Евгений Васильевич Бызин, если бы его вежливо пригласили на узел связи, разъяснили сложность положения и попросили временно примириться с беспокойными соседями. Он мог согласиться, мог и отказаться — во всех случаях его слово 114 было бы решающим, хотя, конечно, морально мы могли бы и осудить его за отказ.
Но ничего подобного даже не намечалось! Бызина «запараллелили» с такой самоуверенной бесцеремонностью, будто возникновение рядом строительного объекта автоматически лишало абонента всяких прав в АТС.
Что тут скрывать — все мы чтим и уважаем коллектив. Почтение к общему делу заложено в нас если не с детства, то уж в крайнем случае с отрочества. И я прекрасно понимаю инженера М. Б. Холявочкина, который в трудную минуту пришел на помощь родимому институту «Гипросталь».
Ну, может, минута была не такая уж катастрофически невыносимая, но все же — не из легких. Служебный институтский «Москвич» стоял на приколе из-за отсутствия дисков сцепления, вызывая у всего коллектива определенные транспортные неудобства.
— У меня есть запасные диски — могу одолжить, — предложил инженер-автолюбитель руководству института.
— Вот это да! — восхитилось руководство. — Вот это сознательность! Спасибо, дорогой коллега! Вы нам — диски, мы вам — гарантийное письмо.
— Зачем письмо? Я и так верю.
— Нет уж, порядок есть порядок! Тут вам не какаянибудь частная лавочка: трах-бах, Петька, дай трешку взаймы. Нет, дорогой вы наш энтузиаст и альтруист, институт — это вам не Петька. Хотите помочь родному учреждению — пожалуйста, помогайте! Но не навязывайте своих правил.
— Да я и не навязываю!
— Вот так бы сразу...
И заместитель директора института А. Иковенко на служебном бланке торжественно поклялся в ближайшие дни возвратить комплект дисков сцепления для «Москвича-407».
С тех пор минуло три года. Уже давно, сносив несколько дисковых комплектов, пришел в ветхость служебный «Москвич», уже инженер Халявочкин успел перейти на работу в другое учреждение и уже давно руководство «Гипростали» далее не пытается выполнить свое торжественное обещание.
— Как вам не стыдно! — презрительно морщится А. Иковенко в ответ на просьбы возвратить должок. — Индивидуалист вы — вот вы кто такой! А с индивидуалистами у нас разговор простой: отказать!
— Да какой же я индивидуалист, если вы сами говорили, что я альтруист?
— Когда давал, был альтруистом, не спорю. А за три года стал перерожденцем.
— Нет, не стал, честное слово, не стал. И в конце концов, вы ведь сами настаивали на гарантийном письме.
— Мало ли на чем коллектив настаивал!
— Я буду жаловаться!
— Куда угодно! Но учтите: вы себя противопоставляете! Коллектив вас не поймет!
И представьте — все остается по-старому! Хотя, конечно, коллектив к этому не имеет никакого отношения. Вряд ли коллективу нравится такое обращение от его имени с одним из его членов.
Порой меня просто поражает фантастическая ловкость, с какой иные должностные граждане прячут свое неуважение к личности за словесной ширмой дорогого для каждого из нас понятия «интересы коллектива».
...Долго, изобретательно и зычно оскорбляла официантка одного симпатичного и интеллигентного инженера, специалиста, между прочим, по экспериментальной метеорологии. Но редко на какого метеоролога, даже попадавшего в эпицентр тайфунов и цунами, обрушивался удар такой крайней балльности. И все потому, что ей, официантке, показалось, что неделю назад «именно эта морда» улизнула из пивного бара не расплатившись.
Когда возмущенный инженер потребовал вызвать милицию и составить протокол, ибо неделю назад его, к счастью, не было ни в Москве, ни, тем самым, в баре на Можайском валу, официантка только утроила словесную активность.
— Вы бы извинились перед официанткой, — настоятельно порекомендовал метеорологу директор бара Шеребков. — Вы ведь отстаиваете только самого себя, а она болеет за наше общее дело.
...Одна симпатичная и отзывчивая женщина из поселка Нефтегорск Краснодарского края за многолетнюю благородную деятельность получила медаль «Почетный донор СССР». А вскоре к ней домой явилась представительница местной поликлиники и от имени администрации потребовала вернуть медаль.
— За что?
— Не за что, а почему! У нас сегодня торжественный вечер, хотим наградить другого донора, а медали нет.
— Но это моя медаль!
— Мало ли что! Не будем же мы из-за твоих личных интересов срывать общественное мероприятие.
И не сорвали!..
Тут бы можно было порассуждать о том, что наши советские общие интересы ничуть не противоречат правильно понятым личным интересам. Об уважении к правам каждого отдельно взятого гражданина, из которых складывается сумма, именуемая уважением к праву. О том, наконец, что, как отмечали классики сатиры, любовь есть продукт при обоюдном непротивлении сторон и нельзя воспитать почтение к коллективу, пренебрегая интересами каждого из его членов.
Да, можно бы порассуждать — но зачем? Разве и так не ясно, что манипулирование высокими понятиями требуется иным деятелям только для того, чтобы прикрыть свою лень и бездеятельность? Чтобы, к примеру, ничуть не беспокоясь о подвеске полусотни метров провода к новому объекту, одним росчерком пера заявить:
«Ты уже не один шестьдесят девять. Ты — тридцать четыре с половиной. Сиди тихо и жди, пока тебя распараллелят!»
ОСТАНОВКА ПО ТРЕБОВАНИЮ
Караван идет из Ферганы в Андижан. Как в сказке.
Нет, все вокруг сугубо реально: барханы, саксаул, арыки и белое солнце пустыни. Сказочным является лишь сам караван. Ибо не ишаки, не выносливые мулы и даже не корабли песков — двугорбые верблюды — составляют его.
Караван из десяти троллейбусов, змеясь, плывет из Ферганы в Андижан!
Захватывающее зрелище, а? Ослепительные блики сыплются с широких зеркальных стекол, с голубых боков и хромированной облицовки. Густой азиатский ветер обтекает грузные тела многоместных машин. Тишина. И лишь задорный блеск уходящих в бесконечность проводов свидетельствует о непреоборимости человеческого духа и всесилии...
Впрочем, извините, тут автор малость увлекся. Ни о какой непреоборимости провода между Ферганой и Андижаном не свидетельствуют, потому что их, проводов, там нет. Да и зачем, посудите сами, налаживать бесперебойную троллейбусную связь между двумя областными центрами, если там неплохо справляются обычные межгородские автобусы?
И тем не менее десять троллейбусов идут из Ферганы в Андижан. Примостив на спинах ненужные палки, они гуськом, на буксире, пробираются сквозь полуденный зной оттуда, где они оказались не нужны, туда, где они, возможно, понадобятся. А поскольку конечная остановка не слишком близка, мы успеем обсудить вопросы, которые сейчас, наверное, терзают читателей. И первый из них: как вообще оказались эти троллейбусы в Фергане?
Ах, это очень просто! Их заказали. Городским властям Ферганы надоело слушать нарекания на плохое транспортное обслуживание. И тогда было решено проложить троллейбусный маршрут: центр — поселок Киргили. Решение было надлежащим образом оформлено, и вскоре десять новеньких троллейбусов прибыли в город.