А продавщица растолковала ситуацию так обстоятельно, что ее уразумел даже сеттер Джек.
Недавно на прилавках Кропоткина в изобилии появились портативные газовые плитки. Они пришлись весьма кстати в условиях южного краснодарского быта. У многих кропоткинцев есть летние кухни, и портативные плитки пошли нарасхват, чему, кстати, способствовала и зазывная реклама. И вдруг выяснилось, что газовое хозяйство города абсолютно не готово к перезарядке возросшего количества баллонов.
С позиций формальной логики это «вдруг» кажется удивительным. Какое уж тут «вдруг», если местная газовая станция с первых своих дней влачит скудное существование. Но торговых работников это не интересовало. У них был лишь один интерес — побольше продать.
По утрам у кропоткинской газовой станции выстраиваюсь очередь в пятьсот спин. По утрам магазин с баллонами брали штурмом, как багратионовы флеши. Жертв было множество. В том смысле, что разжиться газом удавалось лишь единицам.
Очереди раздражают. Очереди возмущают. Очереди кладут пятно на городскую репутацию. Но как с ними совладать? Тут есть несколько путей, но самый простой и нехлопотный — ввести волевые ограничения. Объявив, например, что баллоны продаются только блондинам. Или только отоларингологам. Или только охотникам, как это придумали в Кропоткине, где догадливая публика немедленно повалила в огнестрельное товарищество.
В последнее время ученые много пишут об опасности нарушения биологического равновесия в природе. Широкая общественность постепенно приходит к пониманию того, что на три тысячи оленей нужен один волк. Для пользы самих же оленей.
А вот до необходимости оберегать бытовое равновесие населения некоторые товарищи доходят с трудом.
Как-то не вполне утвердилась еще та точка зрения, что киноаппарат без пленки — это не аппарат, а блестящая дацка, что лодочный мотор без лодки — не двигатель, а шумовой эффект, и что новинка, не обеспеченная необходимыми спутниками, уже не приносит радости и облегчения, а ведет все к тем же обрыдлым очередям.
Сегодняшняя очередь сплошь и рядом свидетельствует не столько о нехватке продукции, сколько об отсутствии снабженческой гибкости, умения торговать. В результате жгучий дефицит возникает на почве полного, даже изобильного насыщения отдельными видами товаров.
Именно так в Ямпольском районе Сумской области возник дефицит лошадей. Знаете, трактора, комбайны, электродвигатели и прочая моторизация — вот и выжили потихоньку тягловую скотину. То есть кое-что еще есть, но в совершенно недостаточных размерах. Настолько недостаточных, что даже хлеба уже скормить некому. Не черного, конечно, а белого, потому что черный граждане едят сами. С авоськами, полными свежими паляницами, бегают ямпольцы по улицам, приставая к прохожим с вопросами:
— Скажите, здесь случайно лошадь не проходила?
И, бывает, нарываются на невежливый ответ:
— Ишь, какой шустрый! Сами уже час ищем!
Все это кажется совершенно невероятным. Но вот свидетельство очевидца.
«В хуторе Воздвиженском я наблюдал такую картину, — пишет туляк Н. Боровик, приезжавший погостить в Ямпольский район. — Из хлебного магазина вышли две девушки. В сетках у них было по четыре буханки хлеба — поровну белого и черного. Девушки подошли к лошади, стоявшей неподалеку, и скормили ей весь белый хлеб. На мой удивленный вопрос они ответили, что живут они в шести километрах от хуторов, белый хлеб не любят, а нести домой, чтобы он там черствел, — не хочется. Зачем же тогда покупали? Иначе нельзя, ответили мне. Во всех магазинах района введен такой порядок, что черный хлеб продают только вместе с белым. Обязательная пропорция — 1:1.
Я не поверил и тут же отправился в магазин. Взял булку ржаного, но кассирша категорически потребовала, чтобы я взял и белый. Таков, объяснила она, приказ председателя райпотребсоюза тов. Качана. Сделано эго для того, чтобы белый хлеб, пользующийся меньшим спросом, не залеживался на прилавках, а производственные мощности не простаивали».
Девушкам, конечно, повезло, что лошадь оказалась неподалеку. Но представьте себе кошмарность положения, если бы рядом стоял не конь, а самосвал. Грузовику паляницы не скормишь, и хвостом в знак благодарности он не помашет. Пришлось бы им побегать по городу в Поисках проголодавшегося мерина, а потом ставить перед районными организациями актуальный вопрос об отставании коневодства.
Нетрудно заметить, что лошадиный, газобаллонный, кинопленочный и прочие дефициты не укладываются в классические рамки нехватки. Это дефициты-младенцы, появившиеся на свет буквально на наших глазах. Их породили ужасно непохожие причины. С одной стороны, — это день ото дня расцветающая палитра бытовых и продовольственных товаров. С другой — старый, как пень, морщинистый примитивизм, привыкший иметь дело с безгласным, всеядным, безотказно кланяющимся покупателем, а все недостатки выдавать за трудности роста.
Пора решительно расторгнуть этот мезальянс. Пора сделать так, чтобы появление новых товаров не сопровождалось старыми ошибками. Ну какой, скажите на милость, смысл в улучшениях, которые вызывают лишь раздражение?
ЕЛКИ-МОТАЛКИ
Гордость наших лесов — лось-великан поедает гордость наших лесов — красавицу березу.
Цитата
Жизнь неоднозначна. Она увешана множеством медалей, каждая из которых имеет свою обратную сторону. Даже такое благородное начинание, как бдительная охрана лосей, имеет свои отрицательные последствия. Животные активно поедают лиственный молодняк, уменьшая отчетный процент залесенности.
Эту шкодливость лесных великанов сначала просто игнорировали. Потом животных стали осуждать на совещаниях. Критика не помогла. Тогда заговорили ружья. Вполголоса заговорили, по куцым лицензиям.
Лосей поубавилось, но лес по-прежнему страдал. Казалось, сохатые бросили дерзкий вызов человеку. Каждое третье дерево в подмосковных лесопарках — в Бухте радости, Березовой роще, на Солнечной поляне — носило на себе безжалостные следы зубов, рогов и копыт.
«Шум-гул будоражит вековые угрюмые боры, когда гордый сохач, хрипя и роняя желтые хлопья пены, влекомый тысячелетним инстинктом утоления жажды, продирается к облюбованным местам водопоя, — велеречиво объясняли фенологи. — Мотнет гордой рогатой головой могучий бык, обнажит не знающие устали резцы — и вот уже никнет, истекая душистым соком, юная белоствольная березка».
— Стрелять их, — кратко отзывались охотники. — Жаканом его, вредителя!
На очередную либерализацию лицензионного дела лоси ответили утроенной поедаемостью лесонасаждений. И кто знает, до чего бы все это докатилось, если бы какой-то лось-хулиган не выгрыз на коре старинного дуба исполненные щемящей грусти слова: «Я ждал тебя, Маня!»
— Слушайте, — засомневались лесоводы, — а может, это выгрыз совсем не лось?
— А кто же?
— Ну, кто-нибудь более высокоорганизованный. Например, учащийся старших классов.
— Учащийся дуба не угрызет. Кроме того, у них природоведение проходят: срубил дерево — посади два. Нет, в школьников я верю крепко.
— Ну, тогда студент. Какой-нибудь суровый юноша с техническим уклоном.
— Гм, с техническим... Но это надо еще установить экспериментально.
Провели экспериментальный рейд. И на первом же километре изловили юношу физкультурной наружности с блуждающим взором и топором за поясом. На развитых плечах его покоились две прекрасные свежесрубленные ели.
— Ай-яй-яй! — сказали изловленному юноше Кошкину. — Не тому тебя, Вася, в школе учат.
— Какой я Вася! — надменно ответил физкультурник. — Я Василий Васильевич, студент химико-технологического института.
— Зачем же вы, Василий Васильевич, елки украли?
— Украли?! Это со склада крадут. А я просто срубил. Не ожидая милости от природы.
— Грамотные вы, Василий Васильевич.
— Да уж не юный мичуринец. С гербариями не мараюсь.