Игорь Муханов
Командировка на Землю
Стихотворения
Эпифании
Раздел I
Командировка на Землю
И фотон испускает, и фыркает, навеселе…
Дождь раздул пузыри на отеческих лужах
и ушёл в никуда – есть такие места на земле!
На полатях у облака дума лежит и не тужит,
и фотон испускает, и фыркает, навеселе.
Послебанная всюду возня, закипание звука.
Сколько в этом любви, знают только дорога и рожь.
И шалит синева, запуская прозрачную руку
в полусонную речку, где плавают щука и ёрш.
Я иду по отчизне, читая особые книжки:
медуницу и клевер в изданье лугов и полей.
Я ещё не рождён, я в утробе пространства – мальчишка,
что с утра мастерит из газеты воздушный свой змей.
Вот, прочёл 100 дорог – на 101–й оставил закладку
(дочитаю потом, ещё целая жизнь впереди!)
И щебечет стихом, затаившись под майкой, тетрадка,
и летят, как жуки золотые, над миром дожди.
Хариус в полдень
Стоит обнаружиться букашке,
полюбившей кружево теней –
мнёт тугую воду как бумажку
хариус, блеснув среди камней.
А была отмечена свеченьем,
бирюзовой нежностью река,
постигая Вечности значенье,
отражая в небе облака!
Но волна плеснула – как из фляги
окатила гальку и песок,
и опять глядит из-под коряги
хариуса пристальный зрачок.
Жук скользит ли, ползает улитка –
тень им, как прибежище, дана.
Шевелит усами повилики
у кустов малины тишина.
Где-то вдалеке пасутся грозы
и уснул усталый ветерок…
Гетры полосатые – стрекозы
новый провоцируют рывок.
Насельник зимний улетел, как птица...
* * *
У девок золотые горы – плечи,
с которых, как ладьи, плывут ладони,
и этот путь варягами отмечен,
как зимний, под домашнею звездою.
Цветут подушки васильками счастья,
на челобитной – крестики-расписки,
и от лучины тень бежит к распятью,
где Ангелу вручает страсти-иски.
Но лишь весна весло к ладье приладит
и плечи распрямит в льняной рубахе,
целительною песней о Царь-граде,
как плёткою, отгонит утро страхи.
Ушкуйничья свобода отзовётся
в пустых бутылках, как в органных трубах,
и мессой латинян со дна колодца
ударит прямо в сердце душегубу.
Шуршит утком некрашеным девица,
слёз – хватит на осенние засолы!
Насельник зимний улетел как птица
в края лихие, где живут монголы,
где горы высоки и дни речисты,
где доля не живая – ножевая,
где до утра звенит в реке монисто
княжны персидской, Стеньку призывая.
Поэту
Я выпустил твой стих из рук,
и он поплыл как шар воздушный
за Академию Наук,
за Крым, спасая наши души.
В нём, словно в ёмкости большой,
кипела жизнь с её заботой
всё, что считается золой,
лишить и званья, и работы.
Вмешаться в каждую строку,
которая огнями радуг
не освещает наверху
веками созданный порядок.
Твой стих в сознанье клокотал
ещё не познанной свободой,
и всю вселенную вмещал:
её дворцы, её заводы.
Он был не жизнью, а её
удачной выдумкой, быть может,
которую как мумиё
дают, чтоб выглядеть моложе.
Твой стих задумчивый Байкал
учил пасти стада овечьи,
и всем бессмертье обещал,
кто принял облик человечий.
Замельтешат муравьи по деревьям...
* * *
Замельтешат муравьи по деревьям:
Божья им пища – листва!
Веком забытый говор деревни
я различаю едва.
Разве за кружкой, за горькой разлукой,
за удивленьем «ты – Смерть?»
двери откроются… Прежние звуки
мне бы запомнить успеть!