– Головань… – Начальник милиции состроил пренеприятнейшую физиономию.
– Этого трепача надо повесить на столбе у въезда в Гнилую слободу. – В конце чуть не каждой фразы полковник добавлял нечто шипящее – вроде «шиш».
– Почему в Гнилой слободе?
– Да он оттуда родом, шиш. Он это скрывает, а вы спросите у Пугачихи, это же его сестра, двоюродная, шиш.
– С Голованем мы только что имели серьезный разговор, – сказал мэр. – Привели наши аргументы. Вы не слушайте его уличные выкрики. Ему тут приготовлен хороший прием, и можно ожидать, что он… ну, смягчит свою позицию.
– Не думаю, что Головань отступит, – сказал я, – но ладно… Денег на достройку нет, хотя, я уверен, будь у правительства политическая воля, они бы нашлись. И вы полагаете, что, если крейсер продать, Приморск получит крупную сумму?
– Мы реалисты, Сергей Дмитриевич, – строго сказал Родриго. – И прекрасно понимаем, куда пойдут деньги. Но кое-что нам обломится – это оговорено во всех подготовленных бумагах. Уж, во всяком случае, хватит на покрытие бетоном Ахтырского спуска к центральному рынку.
Он стал излагать впечатляющие выгоды, которые ожидают Приморск в результате бетонирования спуска, – это был, наверное, его пунктик. Недбайлов поднялся, встав как бы третьей фигурой на портрете Маркса и Ленина, и, надвинув на густые брови фуражку, направился к двери. Я сказал, перебив Родриго Михайловича:
– Простите. У меня вопрос к начальнику милиции.
Тот остановился вполоборота:
– Ну?
– Известно ли вам, что готовится заговор? Что мятежники хотят вывести крейсер на рейд и в полночь выпалить из пушки по мэрии?
Тут они оба распахнули свои пасти и принялись хохотать. Сквозь смех выкрикивали:
– Да он потонет, как только оторвется от стенки… Выпалит, шиш! Чем? Гнилыми помидорами?.. Где снаряды возьмут?
– Снаряды? – Я был смущен тем, что сморозил глупость. Однако моя быстро работающая фантазия подсказала, что где-то есть склад, забитый снарядами.
– Уморил ты меня, корреспондент, шиш. – Хулио Иванович вытер глаза тыльной стороной ладони и вышел из кабинета.
– Сергей Григорьевич, – обратился ко мне мэр.
– Дмитрий Сергеевич, – сердито поправил я.
– Извиняюсь. – Мэр протянул мне сигареты, я мотнул головой, и он закурил сам. – Скажите, пожалуйста, – он был страшно вежлив, недаром же его в городе запросто называли «наш Ибаньес». – Кто эти самые «заговорщики»?
– Адмирал Комаровский и его курсанты.
– Комаровский… – Родриго задумчиво фыркнул носом. Конечно, мы знаем, каких взглядов он придерживается, но – вывести училище…
– По моим сведениям, которым вы все равно не верите, курсанты морского училища готовятся разоружить местный полк и произвести в городе аресты по списку. Он у них уже составлен. Выстрел с крейсера послужит сигналом.
– И кто же в этом списке значится?
– Откуда мне знать? Сами подумайте… Местные демократы, коммерсанты… Может, даже вы состоите в списке, Родриго Ибаньесович.
– Ценю ваш юмор, – без улыбки заметил мэр и ткнул сигарету в пепельницу.
– Извините, что лезу не в свое дело, но на вашем месте я бы отдал полковнику Недбайлову необходимые распоряжения.
– Это действительно не ваше дело, Дмитрий Никифорович, – с непререкаемостью руководителя изрек Родриго и встал, давая понять, что прием окончен.
С походной сумкой через плечо я шагал в редакцию «Приморского слова». Мне не нравился разговор с «нашим Ибаньесом», не нравился несимметричный полковник милиции Недбайлов, вообще не нравилось все, что происходило тут, и страшило то, что еще произойдет.
Я почти достиг угла, за которым была редакция, когда увидел: в угловой гастроном прошмыгнула Настя. Вот так-так! Устремившись вслед за ней, я сразу попал в беспокойную шумную толпу – выстраивалась очередь за чем-то, суповым набором, что ли. Я озирался, поднявшись на цыпочки. Вон мелькнула рыжая грива. Я стал проталкиваться, преодолевая упругое сопротивление толпы и не отвечая на обидные замечания.
В рыбном отделе, над которым висел плакат «Навстречу 100-летию Октября!» с изображением счастливой семьи за хорошо сервированным столом, я едва не настиг Настю. Но тут мне преградил дорогу толстощекий человек в зеленой шляпе. Я оттолкнул его, но он ухватил меня за локоть, и пока я вырывался и препирался с ним, Настя исчезла окончательно.
– Какого черта вы в меня вцепились? – гаркнул я на толстощекого. Я узнал его: в толпе у дверей мэрии он вытирал свои полуботинки о брюки соседа. – Убирайтесь!
– Прошу прощения, – заворковал тот с приветливой улыбкой. – Вы ведь корреспондент «Большой газеты»? У меня огромная к вам просьба…
Я рысью несся по гастроному, все еще высматривая рыжую гриву, но толстощекий не отставал от меня.
– В вашей газете две недели назад промелькнула заметка… э-э… информация насчет нашего представителя Аэрофлота в Гвинее-Бисау.
– Ну и что?
– Его арестовали по подозрению в шпионаже…
Нет, нигде не было Насти. У пустого прилавка «Кофе» я остановился и перевел дух. Тут же толстощекий гражданин приблизился ко мне и попытался достать мою ногу своим копытом.
– Держитесь от меня подальше! – сказал я зло. – Я не чистильщик ваших сапог.
– Извиняюсь! – Зеленая шляпа выразила смущение. – Понимаете, Огарок мой сын, и я убежден, что мальчика просто подставили…
– Что за Огарок?
– У нас такая фамилия. Витюша с отличием окончил МГИМО, он с португальским языком, и его направили в Гвинею-Бисау представителем Аэрофлота…
– Слушайте, что вам от меня надо?
– Понимаете, обвинение Витюши в шпионаже в пользу Гвинеи абсолютно смехотворно. Просто он очень общительный. У нас, Огарков, у всех общительный характер. Там, в Бисау, в ресторане, ну, выпивали с тамошними, мальчик, видно, разговорился, а кто-то из его коллег донес. Витюшу тут же выдворили из страны. А какие у него могли быть секреты? Да и просто смешно подумать, что Гвинея-Бисау ведет против нас разведывательную работу.
– Совсем не смешно. – Я слегка отпихнул его: мерзавец снова осторожно подбирался к моим брюкам. – Бисау ведет колоссальную подрывную деятельность против России.