как раз стряпала на кухне, покрикивая на правнучков.
- Да оденься в мое, - заявила она неожиданно,
бросила стряпню и начала рыться в шкафу.
Вытащила
свое
длинное
шерстяное
платье
мышиного цвета, неимоверную рубашку и шаль и
бросила все это на диван со словами “одевайся, да
побыстрей, а то у меня молоко сбежит”. Гарик
оделся,
нарисовал
сажай
полоски на лице,
изображающие морщины, и отправился в школу,
взяв в руки подходящую палку и сгорбившись. У
входа
детвора
шарахнулась
в
стороны,
с
любопытством уставившись на него. Он пошел по
коридору и зашел в зал, украшенный елкой с
гирляндами, светящимися в полутьме. Его кто-то
взял под руки и усадил на одну из скамеек, стоящих
у стен. Он посидел с полчаса и направился обратно.
Все с почтением расступались. Гарик вышел из
школы и помчался по вечерней улице к прабабушке.
13
Прохожие в ужасе шарахались. Прибежал. С трудом
отдышавшись, стал с восторгом рассказывать, со
смаком описывая подробности.
- Ладно уж, - сказала прабабушка, - развеселился.
Молод еще – ничего не понимаешь, а старость-то –
не радость...
Вил Партолин
Вил Партолин был моим дальним родственником и
учился в той же средней школе, что и я. Мы с ним
иногда встречались на 15-й линии недалеко от
школы, и он сразу же начинал говорить о парусниках,
названиях мачт и всех частей судна. Он рассказывал
о неподвижном рангоуте, который включал стеньги,
мачты и бушприт, а также о подвижном Рангоуте с
реями, гафелями и гиками. Он с восторгом говорил,
что существуют фрегаты, барки, бриги, бригантины и
шхуны. Те подробности, по которым эти парусники
различались, я уже пропускал мимо ушей, ошалев от
всех этих терминов. Вил размахивал в восторге
руками, показывая как раздуваются паруса при
хорошей, но ветреной, погоде. Он подпрыгивал на
ходу, объясняя как суда поднимаются на волнах в
бурю. Я ко всему этому великолепию был
равнодушен. Вил потом, повзрослев, стал летчиком
и дослужился до полковника. Как рассказывала мне
потом его сестра, он так и остался восторженным
человеком, до безумия любящим технику. Не то, что
я...
14
15-я линия
На соседней линии, где находилась колонка,
обитало много интересных личностей: прокурор
города с сыном морфинистом, отставной майор с
женой, двумя сыновьями и двумя дочерями,
кучерявый мужик очень похожий на Пушкина и так и
прозванный и другие личности. Прокурора почти
никогда не было дома, поскольку он заседал в судах,
поэтому сын-морфинист часто уходил “по делам” и
возвращался полностью обдолбанный и потому
углубленный в себя. Пушкин и несколько, явно
пьющих, мужиков строили большой дом с колоннами
и лепниной. Лепнину мастерил сам Пушкин. На цепи
бегала большая собака очень похожая на хозяина. У
меня даже закралось подозрение, что она ночью
тоже делает лепнину, поскольку на нескольких
колоннах я заметил изображение пса и как раз у
основания...
Мужики
часто
исчезали,
и
по
возвращении
Пушкин
их
материл, но как-то
изысканно и витиевато.
Сыновья отставного майора среди пацанов имели
клички Облоб и Монгол. Они, как, впрочем , и все
отроки в округе, были отъявленной шпаной. Их отец
знал об этом и поэтому каждый вечер примерно в
одно и то же время занимался их воспитанием.
Крики Облоба и Монгола в течении получаса были
слышны за несколько кварталов. “Воспитание”, как
потом показала жизнь, было неэффективным и даже
вредным. Оба загремели в разное время в тюрьму и
старший,
Облоб,
даже
стал
рецидивистом.
Как-то раз я был у них в гостях и Монгол с
гордостью принес мне толстую книгу с жестким
самодельным переплетом, сказав, что это стихи его
15
отца, которые он пишет еще с войны. Хоть мне было
лет двенадцать, но даже я понял, что стихи ужасны.
Отец сидел в углу и напряженно следил за тем, как я
листаю его книжку...
Света
Светина квартира находилась недалеко от части - на
небольшой улице, выходящей на проспект Свободы.
Она жила уже несколько месяцев одна, так как