… А через год паралич стал прогрессировать. Ходить геолог уже не мог, и говорить почти не мог, лежал как полено – ни рукой пошевелить, ни ногой! Лежал, и слезы текли по небритым щекам. Вот слез этих жена вынести уже не смогла – прибежала к директору просить помощи. Плача, срывающимся голосом выкрикивала: «Вы же говорили, он поправится, на работу выйдет… А он уже ходить не может, лежит! За ним теперь уход нужен, сиделка нужна, а где я деньги возьму? Я работаю, мне двоих детей кормить надо! Все после той командировки проклятущей… Это Вы его угробили! Вы практически оставили детей без отца. И теперь обязаны содержать его семью!» - заявила она директору. Но директор умел держать удар.
- То есть как это без отца? Это Вы – о живом человеке?! Он же не умер еще! – гремел директор, закипая гневом. – Да как Вы можете такое говорить!!!
…Жену геолога отпаивали водой из директорского графина. После чего ей объяснили, что ее муж давно не является сотрудником института: второй год на инвалидности. Государство ему пенсию платит, государство о нем заботится, а у института лишних денег нет. Все средства на БАМ брошены! Стройка века, понимать надо! – сказали жене. Она заплакала и ушла, так ничего и не добившись…
- Вот же гад! – громко комментировали ситуацию геологи. Они никого не боялись – ни директора, ни министра. Собрали деньги и отвезли жене, сказали, институт выделил. Им было стыдно – за институт. А директору не стыдно… А вскоре прошел слух, что мужик тот умер, и директор вздохнул с облегчением – Ну, теперь всё! Теперь никто ничего не докажет, с вакциной просроченной. Некому доказывать!
На похороны директор не поехал, а отдел инженерной геологии – все до единого – уехали на кладбище, не поставив начальство в известность. И им никто ничего не сказал… Вот с такими, правильными во всех отношениях, просто легендарными людьми Наде довелось работать в совхозе.
В противоположность представителям других отделов, мерзнущим и проклинающим все на свете, геологи от погодных условий не страдали. Они не замечали холода (в теплых куртках и выданных завхозом прорезиненных плащах), не тяготились отсутствием теплого клозета и чувствовали себя преотлично. К летнему лагерю, в котором разместили москвичей, вплотную подступал лес. По вечерам из леса доносились взрывы дружного смеха: отдел инженерной геологии не любил скучать. Жарили на костре грибы, собранные в лесу, с картошкой, собранной в поле, - на огромной сковороде, которую привезли с собой запасливые геологини. Привезли они, впрочем, не только сковороду – с одной картошки так ржать не будешь, даже если она пожарена с белыми грибами (а их в лесу было полно!), печально размышляла Надя, бродя среди елок и берез недалеко от лагерного забора. Веселая компания геологов с ней здоровалась, но к костру не приглашала, а подойти к ним самой и сесть рядом Надя стеснялась.
На ее беду, в совхоз напросились две семнадцатилетних девчонки, проходившие в Надином отделе практику. Наде было 25, и шансов у нее практически не было: весь мужской состав Транспроекта тесным кольцом сплотился вокруг практиканток. Кроме, разумеется, геологов, не изменявшим своим геологиням даже в совхозе.
Мужчины собирали в лесу бруснику – и вечером являлись к практиканткам с кулечками в руках: «Нате вам, девчонки, гостинцы!». Ягоды съедались мгновенно, но дальше дело, что называется, не шло. Девчонкам было скучно, и они капризничали, как дети. – Да они и были еще детьми! И ухаживания институтских инженеров и архитекторов игнорировали. «Ску-у-учно!» - тянули девчонки.
- Ну что, мне Вам сказку на ночь, что ли, рассказать?! - терял терпение главный архитектор проектов Евгений Николаевич Лисицын, известный на весь Транспроект грубиян и хам (парадоксально, но его – ГАПа! – тоже отправили на картошку, рассудив, вероятно, что сбор картошки важнее работы главного архитектора…). Работу свою Евгений Николаевич выполнял безукоризненно, но работавших под его началом сотрудников было просто жаль: Лисицын разговаривал с людьми в своей манере, отрывисто и жестко, не прощал ошибок и промахов, рубил сплеча, и женщины нередко уходили их его кабинета в слезах.
И вот – грозный и неустрашимый главный архитектор проектов чуть ли не колыбельную пел девчонкам-практиканткам, таскал им конфеты из столовой и развлекал чем мог – к вящему удовольствию всего коллектива. А девчонки не видели его в упор и откровенно скучали…