— Силен бес, и горами качает, и людьми что вениками трясет, — подстегивает монах свою изнемогающую пациентку. — Уходи, злой бес, уходи! — он делает угрожающий жест в сторону кого-то невидимого.
Старушка из последних сил начинает биться головой об пол…
— Плохи твои дела, раба божья, — печалится исцелитель, останавливаясь возле женщины, которая молится не разгибаясь. — Бес недоволен, что его изгоняют, не хочет уходить. Живуч диавол — осьмую тысячу доживает. Что, что? — и он приставляет руку к уху, как бы прислушиваясь к голосу кого-то, незримо присутствующего в келье. — Бес говорит, что поселен в тебе на десять лет.
— Смилуйся, батюшка! — молит женщина. — Десять-то лет давно прошли, поясницу-то еще с войны согнуло.
— А ты молись, грешница, молись, — строго выговаривает ей Иосиф. — Может, тебе каждый лишний год на том свете зачтется.
Женщина тяжело вздыхает, — видно, бедняга не прочь избавиться от радикулита еще на этом свете.
Украдкой смотрю на свою спутницу, «Господи, помилуй мя!» — шепчет она пересохшими губами, а пальцы между тем передвигаются по четкам — каждая бусинка означает поклон, бусинка побольше — земной поклон. «Господи, помилуй мя!» — она снова стукается лбом об пол. Я не очень усердствую — такая физзарядка без тренировки тяжела.
— Насилу нашли, насилу разыскали тебя, спаситель наш, — искательно улыбаясь, в дверь проталкивается женщина с мальчиком лет десяти.
— Бог дает путь, а дьявол — крюк, — машет на них кропилом монах.
Женщина, не осмеливаясь вытереть текущую по лицу святую воду, подталкивает вперед мальчика:
— От головы, говорят, лечение твое хорошо помогает, а сынок-то мой головой мается…
— Головой, говоришь? — Монах задумывается. — Ну что же, бог даст, и с чертом потягаемся.
Взгляд его обшаривает келью. Он берет в руки большую, видавшую виды библию в кожаном переплете.
— А ну-ка, подойди сюда, сын мой, — ласково подзывает он мальчика.
Мальчик испуганно моргает. Он жмется к матери, стараясь держаться подальше от страшного черного человека.
— Ближе подойди, еще ближе, — теряя терпение, требует монах, который привык иметь дело с повинующимися беспрекословно.
Мать подталкивает сына кулаком между худеньких лопаток. Ребенок оказывается возле монаха.
— Да ты не бойся, сын мой, — мягко усовещает Иосиф мальчика и неожиданно с силой ударяет его фолиантом по голове. — Изыди, сатана! Изыди, сатана! Изыди, сатана! — зычным голосом провозглашает костоправ и обрушивает на мальчика удар за ударом.
Мальчик ошеломлен и оглушен. Из глаз его катятся крупные слезы — в увесистом томе, пожалуй, не меньше трех килограммов.
— Изгнали проклятого, — торжественно изрекает Иосиф. — Отовсюду изгоним дьявола.
— Господи, помилуй мя! Господи, помилуй мя! — в изнеможении отсчитывает бусинки Андреевна. Счет перешел уже на восьмую связку, а ведь в каждой — сто поклонов!
— Положившие тысячу поклонов могут встать и подойти под благословение, — командует монах. — А ты поторапливайся, бабка, а то и до самого светопреставления не закончишь.
— Та я ж, родимый, не зная счету, бью. Кто его знае, може, я уже другу тыщу почала.
— Бог всему счет ведет, бога не обманешь, — заявляет чернорясник.
Старик, стоящий рядом с бабкой, вероятно, знает счет только в пределах десятка. Четок у него нет. Чтобы не сбиться, он после каждых десяти поклонов вынимает из спичечного коробка спичку. Когда набирается десяток спичек, он сгребает их в кучку. Старик все время шевелит губами: не поймешь, молится или считает…
Встав с колен, все подходят под благословение. Выглядят они совершенно измученными.
— Горько проглотишь, да сладко выплюнешь, — приговаривает монах, тыча для поцелуя руку и сгребая скомканные бумажки.
Неграмотная старушка долго перебирает вынутые из носового платка монеты, прикидывая, сколько дать «за труды».
— Богово дорого, бесово дешево, — с укоризной выговаривает ей костоправ.
Старушка поспешно отдает весь свой наличный капитал и, вытерев пот опустевшим платочком, семенит к выходу…
— Мне вроде сразу полегчало, — с умиленным лицом призналась Андреевна, когда мы снова очутились в коридоре.
Черта с два тебе полегчало, думаю я, видя, как она то и дело хватается за стенку, чтобы не упасть. Впрочем, разве одной Андреевне вера мутит разум? Ведь и те, что идут в здешний собор за «целебной водой» из «стопы божьей матери», тоже уверяют, что им «помогает». А вода та — самая обыкновенная да течет к тому же по ржавому желобу. И след богоматери после прикладывания кишмя кишит бактериями.