Степан Алексеевич и Устинья Федоровна рассказывают, что клевер не удался, зато пшеница обещает уродиться на диво, что большие трудности с лесом — кругом ни деревца, а надо непременно построить ферму — поголовье-то увеличилось, а девать некуда…
Послушать со стороны то, о чем рассказывают супруги Самчук, — самые что ни на есть обыкновенные будни, но если бы вы только видели, какое при этом лицо у Самчука! Такое лицо, что мне невольно приходят на память слова Мцыри:
И дальше:
…От Андреюка я узнала, что из душных келий Почаевской лавры ушел не только Самчук, — сбежали многие.
Ушел и Иосиф Байдук. Сейчас он служит в армии.
Школьники рассказали мне, что недавно Байдук приезжал в отпуск и побывал в школе, в которой когда-то учился.
— Знаете, ребята, о чем я жалею? — сказал Иосиф ребятам. — О годах, потерянных в серых стенах монастыря.
Иосиф выразился удивительно точно: «серые», — именно серые стены эти делают жизнь людей такой обедненно-серой.
— Надеюсь, никто из вас не собирается постричься в монахи? — спрашиваю я.
Вопрос потонул в раскатах смеха. Насмеявшись вволю, ребята вспомнили об одном случае. На первомайскую демонстрацию под лозунгом: «Кого мы не возьмем в коммунизм» — решено было вывести и монаха. За рясой остановки не стало — ее раздобыли в музее (спасибо Самчуку!). Но возникла другая сложность — никто не хотел изображать монаха. С трудом удалось уговорить Василя Фурдыгу. Однако мальчик согласился только при условии, что его никто не узнает.
Но, несмотря на приклеенную бороду, школьники узнали Василя и стали дразнить его «чернорясником». Василь тяжело переживал это. Пришлось созвать специальный пионерский сбор и популярно растолковать, что Фурдыга — монах поневоле. Ребятам стало стыдно.
Глава X. НЕ ПОЧИВАТЬ НА ПОЧАЕВСКИХ ЛАВРАХ
Моя журналистская миссия подходит к концу. Завтра я наконец уезжаю. Откровенно говоря, мне уже порядком надоело быть «рабой божьей». Что ж, для меня снять с себя крест и сдернуть черный платок — легче легкого. Но что станет с теми, кто прошел передо мной за эти дни?
Прежде всего меня беспокоит Андреевна, совсем выбитая из колеи женщина, которая бросила и работу и ребенка. Конечно, она уже далеко не та наивная фанатичка, какой приехала сюда. За два года она насмотрелась в Почаеве на многое, отчего и вера ее в святость этого места и в святость святых отцов основательно поколебалась. «Накоплю денег на билет и вернусь обратно в Казань», — обещает она мне на прощанье. Но вернется ли? Или со временем станет такой же, как Фокина? Что будет дальше с Олей Мацковской? А с Любой Дудкиной я еще надеюсь встретиться. И хотя я не знаю ее ответа, я хочу думать, что наша следующая встреча произойдет не в церкви…
Я уверена — никогда не вернутся за стены монастыря ни Степан Самчук, ни Иосиф Байдук. Но недаром же глагол «замуровывать» происходит от латинского слова «мурус» — стена. За стенами Почаевской лавры еще замуровано немало молодых людей. Может, конечно, еще выберутся оттуда бывший шофер Борис Новопруцкий, теперешний Василид, или келейник Всеволод, бывший колхозник Василий Бушмелев. Но выберутся ли?
Да, что и говорить, колокольный звон слышен далеко окрест. А вот атеистическое слово — горячее, убедительное, научно обоснованное, — так ли уж часто доходит оно до тех, кто в силу каких-либо обстоятельств продолжает верить в несуществующего бога? Не потому ли, между прочим, продолжает, что еще почием мы часто на лаврах антирелигиозной пропаганды?…
Часть третья
ДВА ГОДА СПУСТЯ…
Глава I. ЕСЛИ ВЫ ВСТРЕТИТЕ ЛЮБУ…
…Возможно, не получи я тогда этого письма, я бы еще долго не выбралась снова побывать в Почаеве.
В тот день я уезжала в очередную командировку… Времени оставалось буквально в обрез. И вот тут-то и вручил мне почтальон это заказное письмо. Я мельком кинула взгляд на обратный адрес: «Харьков. Семикина Е. В.» Нет, ни адрес, ни фамилия не были мне знакомы. Разорвав конверт, я принялась торопливо пробегать убористые строчки: