Вот и сегодня верующие благоговейно припадают к раке. Узкая щель соединяет большую пещеру с маленькой. Там, согласно устной легенде, божий угодник вышивал гладью. Проникнуть туда не отваживаюсь — фанатики ползут туда на животах, упираясь головой в ноги впередползущего…
Выйдя из пещерной церкви, жадно глотаю свежий воздух. Осматриваюсь — нет, Любы нигде не видно.
Начинается торжественная церемония выноса мощей. А потом не менее торжественная служба в соборе. Серебряный гроб, само собой разумеется, не открывают…
Местные монахи, расталкивая верующих, шмыгают с подносом — собирают то на храм, то на хор, то еще на что-нибудь.
Недаром, видно, от христианских святых и их праздников получили свое название такие многозначительные глаголы, как «подкузьмить», «объегорить», «просаввиться», «проварвариться». Жаль, что не существует еще слова «проиовиться»…
Глава III. СТАРЫЕ ЗНАКОМЦЫ
Уже водворен на место серебряный гроб. Уже миновал самый торжественный момент. Но празднества еще не окончены — они должны длиться дня три, а то и больше.
За прилавком неподалеку от входных дверей молодой монах торгует крестами нательными из пластмассы или алюминия для простых смертных и серебряными наперсными для священников, а также иконками, цепочками и другим церковным товаром. Ба! Да это же тот самый «робот в рясе», о котором я уже писала. Тогда я была несказанно удивлена, увидев в настоятельских покоях особу женского пола с пышной русой косой. Внешне Всеволод, пожалуй, ничуть не изменился, разве что коса чуть повылезла.
И вот этого разгуливающего с важным видом я тоже припоминаю — это Леонид Дятковский. Бывший немецкий полицай, чьи холуйские донесения до сих пор уцелели в архиве. Теперь он учится в Одесской семинарии, а в лавру жалует только как желанный гость и на стажировку.
Фанатичные глаза на бледном лице мне тоже знакомы. Они принадлежат другому роботу в рясе — Василиду. Впрочем, Василид также больше здесь не живет — он стал слушателем Загорской духовной семинарии. Вот, выходит, на какую дорогу вышел Борис Новопруцкий!
А отцу Владиславу ничего не делается — по-прежнему сыплет налево и направо шутками, и лицо у него красное, — наверно, не преминул ради праздника пропустить стаканчик.
У отца Самуила вид совсем опустившийся. Оказывается, он за это время уходил из лавры. Увез с собой целый воз имущества. Но быстро все спустил. И возвратился восвояси гол как сокол…
У стопы божьей матери дежурит все тот же Стефан. Зато иеромонах Серафим получил повышение — от мощей Иова он переведен к чудотворной иконе. Теперь он с важным видом спускает икону и поддерживает ее при целовании. Кроме того, он снимает с иконы платки, которые богомольцы оставляют в дар божьей матери. Лучшие выпадают потом на долю игумена, немного похуже достаются иеромонахам, иеродиаконам, затем наступает очередь монахов. На долю простых послушников достаются простые белые платки. Но те и ими не брезгуют — ведь платки своеобразная сберкнижка. У монаха Шура, например, их набралось целых триста штук, а ведь каждый платок — те же деньги…
Всматриваюсь в лица. Ищу Любу. Ее нигде нет. Неужели так и не найду? Нигде не видно и моей прежней спутницы, Андреевны. Может быть, она вернулась к своему ребенку, к своей работе? Ох, как бы это было хорошо!
Брожу вокруг собора. Вот опять старые знакомцы. Они стоят, как всегда, рядком, эти две завзятые конкурентки. Немытые, оборванные, они злобно косятся друг на друга и переругиваются. Сквозь прорехи в одежде просвечивают их регалии — железные цепи, которыми и та и другая обмотались по голому телу. По монашескому уставу вериги носят для смирения. Однако, судя по перебранке, смирением тут и не пахнет.
Стоящий поодаль мужчина бросает на них злобные взгляды. В другое время он, конечно, не постеснялся бы, задал бы обеим перцу. Но сегодня никак нельзя. Помимо двухкилограммовой чугунной гири, что болтается у него пониже пояса, на груди у него прикреплена дощечка. А на дощечке той сказано: «Святой человек. Разговаривает только по вторникам, средам, пятницам и воскресеньям». А сегодня, как на грех, четверг. И хотя молчать приходится всего-то три дня в неделю, паломники посматривают на святого с почтением: шутка сказать, человек во имя божье рот на замке держит!
Этот святой — Дмитрий Никифорович Жариков — скупает деревянные крестики по дешевке, а продает, наживая на божьем товаре немалую деньгу.