Веригоносице с трехметровой цепью — Валентине Андреевне Кузиной — всего сорок лет. Ей бы работать и работать, а она таскает цепь да клянчит подаяние. Вторая веригоносица, с двухметровой цепью, — Анастасия Денисовна Руденко — дважды судилась…
…В толпе промелькнули бледные лица корецких насельниц. Поздоровались.
— Что новенького скажете? — говорю.
— А что спросишь? — отвечают.
Разговорились, и узнала я прелюбопытные вещи.
Оказывается, в Корецкой обители был произведен тайный постриг. Почему тайный? Да потому, что пострига вот уже более десяти лет не было и дальше не предвиделось, если бы не матушка Людмила. Для чего он ей понадобился? А известно для чего — насельница, которая не имеет духовного сана, в любой момент может уйти в мир. А уж постриженный — что отпетый. За последнее-то время некоторые о выходе подумывать стали. Вот матушка и порешила укрепить дух. Однако совершить постриг самовольно матушка не имеет права — на это требуется разрешение свыше. Она уговорила архимандрита Вассиана, и он вкупе с обительскими священниками обстриг пятнадцать голов. Но хотя производился постриг под покровом ночи и при закрытых дверях, слухи о нем быстро расползлись по городу.
— При закрытых дверях, да зато при открытых языках, — усмехаются мои собеседницы. — Монашки говорили с уха на ухо, а слышно стало с угла на угол.
Среди постриженных в мантию — и Евдокия Веселик. Веселик провела в монастыре многие годы. Фамилия ее более подходит к ее образу жизни, нежели к аскетическому монастырскому уставу. Сама она не спешила заделаться христовой невестой, рассчитывая, если повезет, стать чьей-нибудь женой. Но теперь, когда уже не за горами старость, на замужество надеяться трудновато. Зато настоятельское местечко может вскоре освободиться. А без клобука его не занять…
Впрочем, прежде чем Евдокия получила свое новое имя «Гавриила», что в переводе означает «крепость божия», ей пришлось-таки основательно понервничать. Дело в том, что перед постригом полагается испрашивать прощения, а Евдокию в монастыре терпеть не могут, — прихожанки корецкой церкви не раз заставали в Евдокиевой келье своих мужей, что, естественно, вызывало осуждение других сестер. А кроме того — регентша коротка на расправу. Ну, на этот раз сестры во Христе отыгрались, все ее прегрешения ей припомнили, по нескольку раз заставляли на колени вставать — «простите мя, грешную…».
Но особенно насолил Евдокии обительский священник Севастьян. Регентша его притесняла, и Севастьян взял свое — заставил ее сто земных поклонов положить. Это при ее-то пышной комплекции!..
— Ну, а Валентину Аристархову не постригли? — интересуюсь я.
— Ей еще время не вышло, в монастыре-то без году неделя живет. Но в рясофор ее в ту же ночь одели. Так что она теперь уже рясофорная инокиня.
Понятно. Валентина идет по иерархической лестнице. Следующая ступенька — монахиня и — кто знает? — может быть, и настоятельница.
— А Ореста, Ореста тоже постриглась? — скрывая волнение, спрашиваю я.
— Нет, — качают головой мои собеседницы, — не постриглась. Отказалась. Наотрез.
Значит, Ореста еще не сломилась. Значит, по-своему, но все же бунтует в этом «государстве в государстве», в котором хоть плюнь, хоть дунь, хоть чихни, хоть кашляни — на все требуется воля матушки Людмилы Первой.
…Однако, сколько я ни брожу вокруг лавры, Любы нет как нет. Что ж, пойду к Галке. Может быть, у лейтенанта есть свежие сведения.
Глава IV. ДОРОГА В НИКУДА
…Похоже, что с тех пор, как я почти два года назад ушла из этой комнаты, в ней так ничего и не изменилось. На прежнем месте стоит письменный стол, и железный сейф в углу, и шкаф у стены. И лейтенант Галка тоже сидит на прежнем месте. Он чуточку повзрослел. И на погонах у него прибавилось звездочек — теперь он уже не младший лейтенант, а старший. И не только старший лейтенант, но и студент юридического факультета Кишиневского университета.
Мы встретились как старые друзья. И конечно, первый мой вопрос — о Любе.
Галка мрачнеет — нет, пока ее не удалось отыскать. То тут, то там видели девушку, которая проходила с двумя монахами. Но куда они дальше девались — неизвестно.
— А может быть, она поехала в Алма-Ату? — загораюсь я.
— В Алма-Ату? — удивляется Галка. — Там никаких монастырей нет. Чего ей туда ехать?
— Как чего? А помните?…
— А, да, да, — спохватывается Галка. — Конечно, помню. Вы как-то мне переслали письмо…