Выбрать главу

И вот он заставляет дезертировать из армии молоденького призывника Геннадия Русакова, отрывает от работы двадцатишестилетнего путевого рабочего Александра Ширяева, агитирует Зину Гареву бросить учебу…

И уже Геннадий, который уничтожил воинский билет, превращен в Руфина. Зину кличут Сидонией. Александра, после того как он сжег трудовую книжку, переиначили в Виталия, а ненасытному помощнику старейшего преимущего все мало. Он мечтает превратить в кельи все кварталы жилых домов. Воспаленное воображение разрушителя рисует ему сладостную картину: остановились заводы, вышли из строя машины, потух огонь в домнах. Затих шум новостроек. Перестали выдавать на-гора уголь. Застыли на полях тракторы. Опустели нефтяные резервуары. Не выходят газеты. Не печатаются книги. Умолкло радио. Закрылись больницы. Наглухо забиты двери кино и театров. И бродят по свету истинно-православные, вознося благодарные молитвы всевышнему за такую райскую жизнь…

СТАРИЦА НИКА

— Старица Ника, — нехотя процедила худенькая фигурка в черном, наглухо застегнутом у самого горла сарафане.

Она только что вылезла из схрона — затхлого закутка под полом — и теперь дышала так, как дышит вытащенный на берег утопленник, который начинает проявлять признаки жизни. Однако лицо под надвинутой по самые брови косынкой продолжало оставаться мертвенно-бледным. На вид «утопленнице» могло быть и тридцать лет, и все сорок.

— Так вы говорите — старица? — Следователь в раздумье перебирает пачку фотографий. — А вот это, случайно, не вы, лет шесть назад?

С карточки улыбалась красивая чернобровая девчушка.

Старица Ника мечет быстрый взгляд на фото и тотчас снова, как ставнями, прикрывает глаза веками и стоит потупившись — именно так по уставу старой веры положено держать себя особам женского пола в присутствии мужчин.

— Выходит, старице Нике всего девятнадцать лет. — Следователь тянется в карман за папиросой, но вспоминает, что по совету врача уже месяц как бросил курить, и досадливо морщится. Попробуй тут не закурить!

Раздобыв папиросу у понятого, следователь жадно затягивается. Привычный запах курева возвращает ему привычное хладнокровие.

— Значит, вы и есть та самая Мира, ученица седьмого класса «А» двенадцатой школы, которая пропала шесть лет назад. А это ваша мать — Марфа Дементьевна Низямова, — следователь кивает в сторону женщины с каменным лицом.

Обе эти фразы можно было сказать с вопросительным знаком. Но в интонации следователя нет вопроса.

«Старица» вздрагивает. Бледные губы шевелятся, как бы силясь что-то произнести.

— А ты лишнего-то не болтай. — На каменном лице женщины на какой-то миг дрогнули узкие злые глаза.

— Ну зачем же от родной матери отказываться? — мягко, но настойчиво советует следователь и выжидающе молчит.

— Она мне бывшая мать, — зло выдохнула «старица». — Была когда-то матерью. А теперь никакая не мать. А единоверка.

«Так, — отметил про себя следователь, — значит, действует и это правило секты, по которому родители превращаются в „бывших“ отцов и матерей, супруги в „бывших“ мужей и жен».

«Бывшая» мать продолжала гипнотизировать «бывшую» дочь тяжелым, недобрым взглядом. И та наконец не выдержала.

— И больше я ничего не скажу! — истерически закричала она. — Не скажу! Не желаю быть предательницей своих единоверцев! — и принялась исступленно креститься. Узенькие плечи задрожали от плача…

Впрочем, следователь и не думал настаивать. От того, много ли или мало могла сказать сейчас эта девятнадцатилетняя старица, теперь, пожалуй, не зависело уже ничего. Страшное преступление, совершенное здесь, в этом самом доме, шесть лет назад, совершенное, казалось бы, в глубокой тайне, уже и без того всплыло на поверхность…

Следственная практика знает случаи, когда убийца, запрятав труп своей жертвы и замыв кровавые следы, являлся в милицию. Там он слезно умолял найти внезапно исчезнувшую обожаемую подругу жизни или любимую тещу…

Именно этим приемом воспользовалась в свое время и гражданка Низямова. Она сама явилась в милицию. Сама заявила об исчезновении своей «ненаглядной дочурки». И кто мог тогда даже подумать о том, что мать сама запрячет свое единственное дитя в схроне, вырытом под полом собственного дома! Кто бы мог представить себе, что мать, дающая жизнь, захочет отнять ее у своего же ребенка?

Однако все обстояло именно так. Еще с детских лет, когда малышам читают «Муху-цокотуху» и «Мойдодыр», фанатичка мать забивала голову маленькой Миры религиозными сказками про доброго боженьку И злого беса.