С великой неохотой разрешила она дочери учиться в школе. «Учение Христа надо изучать, а не разные там химии-физики», — твердила малограмотная Марфа Дементьевна.
В четвертом классе одноклассники надели красные галстуки, Мира надела медный крестик. Только одноклассники гордо повязывали свои галстуки, чтобы все знали, что они — пионеры. А Мира прятала крестик на груди, под платьем, чтоб никто не знал, что она — ипэхэсовка. Но и этого показалось мало фанатичке матери. С нетерпением поджидала она часа, когда можно будет по всей форме превратить дочь в старообрядку. И вот в то время, когда девчонки и мальчишки седьмого «А» беззаботно плескались на речке, дрожащая от страха Мира, подталкиваемая жесткой рукой Марфы Дементьевны, погрузилась в воду и… утонула в брезентовом мешке, превращенном в купель…
Утонула потому, что из мешка вылезла уже не Мира, а Ника. Не стало тринадцатилетней девочки. Появилась тринадцатилетняя старица. Нераскрытыми лежали учебники по биологии и истории. И в тетрадке по литературе так и осталось незаконченным сочинение на тему «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».
Теперь Нике предстояло учиться совсем по другим «учебникам» и писать сочинения на совсем другие темы…
В СХРОНЕ
В глухой тайге, со всех сторон окруженная молчаливыми соснами, укрылась избушка об одно оконце. С некоторых пор поселились в этой глухомани белобородый старик да девчушка лет четырнадцати.
Старик девчушке в деды годился, но она величала его «отцом», да еще не просто отцом, а «отцом Варлаамом». Старик обращался с ней властно: «Приказываю тебе, раба божья, то-то и то-то». И девчушка все выполняла в точности. Она и вообще-то была какая-то странная и совсем не походила на девушек своего возраста. Вместо того чтобы бегать по ягоды, которыми буквально кишели окрестности, она никуда из избушки не выходила и день-деньской, а то и добрую половину ночи простаивала на коленках. Не пела она и звонких веселых песенок, а все тянула заунывно: «Господи, помилуй мя…» — и била поклон за поклоном. И все плакала украдкой от старика…
Кто бы мог представить, что эта тихоня с заплаканным лицом и есть та самая резвушка Маргарита Торцова, которая еще совсем недавно бегала с подружками на школьных переменках?! Вот, значит, на какую «целину» подалась Маргарита!
А помните Фаину Унцову? Ту самую, что окончила энергетический техникум, работала на электростанции и вдруг куда-то уехала? Или Валентину Санкову, которая уволилась, чтобы поехать к тяжко заболевшему отцу, да так и не доехала до дому? Или Моржову и ее пятнадцатилетнюю дочь Нину, пропавших бесследно?
Всех их тоже сбили с пути староверы. Это по их наущению сожгла свой диплом молодой энергетик Фаина Унцова. Порвала свою трудовую книжку Валентина Санкова. Уничтожили ученические билеты Нина Моржова, Надя и Маргарита Торцовы.
Разные причины привели их в секту. В одном случае это была несчастная любовь и поруганная девичья честь, в другом — пьяница муж, в третьем — религиозное влияние матери, в четвертом — обида на учительницу.
Вот так и случилось, что стали они теперь бывшими Фаинами, бывшими Валентинами, бывшими школьницами, бывшими студентами, бывшими специалистами. Ибо, став приверженцами толка старообрядцев, они теряли не только свое подлинное имя и фамилию, но и свое настоящее лицо, свое место в жизни, свое человеческое достоинство. С этих пор все эти Сидонии и Гаафы перестали быть свободными людьми. Отныне они превращались в рабов божьих. А так как дико и несовместимо со всем строем нашей жизни быть рабами, то новоявленные рабы прятались под землей. Опытная рука отца Мины тотчас рассовала их по заранее приготовленным схронам.
От рабов божьих, как и от всех прочих рабов, требовалось безоговорочное повиновение и безропотное послушание. Поэтому все новоиспеченные Сидонии и Гаафы становились покорными слугами господа. Впрочем, не одного господа. В обязанности старших по келье входит неусыпный «контроль над жизнью» своих подопечных. Этому-то контролю и подлежало все — и еда, и молитва, и помыслы, и даже сны.
Требуя от рабов рабского повиновения, наставники в камилавках стремились прежде всего привить им рабское восприятие жизни. Рабам вдалбливались аксиомы вроде: «Все в мире творится не нашим умом, а божьим судом», «Божьи невольники счастливы», «Бог не захочет, пузырь не вскочит», и т. д. и т. п.
Для рабов всех времен характерна поза — согнутые покорно плечи, опущенные низко головы. Рабы привычно опускаются на колени, унизительной позой подчеркивая свое рабское положение. Сидонии и Гаафы по восемь, а то и по двенадцать часов ежедневно, а в религиозные праздники и целые ночи напролет простаивали коленопреклоненные, зарабатывая «вечную жизнь», то есть молясь, крестясь и отвешивая в иной день до тысячи земных поклонов. Чтобы не коснуться, упаси бог, пола, который считается поганым, подкладывали специально сшитые «подручники». Лишь два раза на дню рабам божьим разрешалось вкушать постную пищу. Однако и два-то раза в день не всегда удавалось донести ложку до рта — всегда находились поводы для поста: «Кто в пяток перед Ильиным днем постится, вечный муки избавлен будет», «Кто в пяток перед успением пресвятой богородицы постится, от покушения лукавого и трясовицы сохранится», «Кто перед днем архистратига Михаила постится, того имя написано будет на престоле», «Кто перед рождеством Христовым постится, узрит перед смертью пресвятую богородицу». Выходило, что поститься требуется не меньше пяти месяцев в году. И они постились. Ибо верили, что тем самым избавятся от лукавого, узрят пресвятую богородицу и что имя их выведут золотыми буквами на престоле самого всевышнего…