Бельцов с сожаление рассмотрел взятый предмет, вздохнув:
— Я думал сигарета. Сто лет не курил.
— Странно. Ты никогда на зрение не жаловался.
— На средней дистанции все расплывается перед глазами, — пожаловался майор. — С каждым днем радиус "куриной" слепоты увеличивается. Слепну я, полковник. И не только я. Все "толстяки" слепнут. И еще толстеют, катастрофически набирают вес. Учитывая то, что многие не могут говорить, очень скоро мы превратимся в неорганизованное стадо. У нас мало времени, полковник. Мы оружие кратковременного действия. Типа сработал- забыл.
— Зачем так грустно, майор?
— Было бы менее грустно, если бы нами командовал не такой урод как ты, полковник! — элефант с угрозой повернулся, возникший при этом порыв ветра едва не сдул Картазаева.
А если он еще рукой-оглоблей двинет? Припомнились слова доктора о том, что элефанты пожирают свой мозг.
— Своим бездарным командованием ты погубил половину моего батальона! — зло, одновременно, с болью сказал Бельцов. — Ты подставил их. Они же, как дети, куда скажешь, туда и идут. Ты послал их на смерть. Их расстреливали как котят, я видел. Вместо того чтобы защитить людей в земляных укрытиях, ты погнал их за здание, словно забыв, что при артобстреле здания подвергаются удару в первую очередь!
Объяснять, что Картазаев по существу даже не успел принять командование, вошедшему в раж элефанту было бесполезно. Да и где найдешь земляное укрытие, чтобы туда мог поместиться великан, тоже большой вопрос. Но сносить оскорбления просто так Картазаев не стал.
— Прекратите истерику, майор! — холодно сказал он. — Война без потерь не бывает!
Он сразу понял, что был не прав, когда гигант одним махом оказался на ногах. Газон содрогнулся, и Картазаев покатился по нему. Элефант стоял над ним с горящей в глазах ненавистью. В руках у него появилось нечто маленькое по сравнению с его размерами — чугунный канализационный люк. Поколебавшись, куда его запустить-то ли в голову полковнику, то ли в сторону-гигант киданул его в море. Люк благополучно затонул, сделав перед этим 8 "блинов". Картазаев считал.
— Что-то не дает мне тебя убить, — признался гигант.
Картазаев инстинктивно дотронулся до картриджа в нагрудном кармане. Вполне возможно, если бы не он, не быть бы ему "целу". Он представил себе заключительную справку в своем личном деле, где бы в причине смерти стояло "Убит великаном".
— Давай успокоимся и решим, что делать дальше, — примирительно сказал он, это был единственный шанс уцелеть в разговоре с гигантом — успокоиться. — Где оставшиеся твои люди?
Элефант все никак не мог угомониться, с размаху сел, выдавив в песке небольшой кратер.
— Батальон концентрируется в районе порта, — буркнул он. — Порядка трехсот человек. Я сказал, чтобы не высовывались и ждали приказа. Только тот ли ты человек, полковник, который должен отдать этот приказ.
— Я старше по званию. Вы что забыли об армейской субординации, майор?
— А я толще! Плевать я хотел на субординацию. И с чего вы взяли, что я майор, я ведь без знаков отличия и вообще голый!
— Не будем сориться. У нас действительно мало времени. Объясните мне всю диспозицию. Каков ваш план?
— Мой план был найти тебя, я посылал своих людей во все уголки города. Теперь я не уверен, что был прав.
— Я так понял, плана у тебя нет.
— На "Гелионе" одни детеныши геллов.5 миллиардов детенышей в замороженном состоянии. Изуродовав свою планету, геллы шлют нам холодильник с собственным семенем, сугубо практично посчитав, что наши дети достойны жизни меньше, чем дети геллов.
— В таких случаях меньше всего думаешь о чужих. Можешь даже не спрашивать у матери, какого ребенка она выберет: своего или чужого. По существу сам вопрос бессмысленен. Все равно, что спрашивать, мокрая ли вода.
— Вот и для меня наши дети главные. Мой батальон готов умереть за них. И мы все умрем.
— Только не надо торопиться, майор. Помереть мы всегда успеем.
— Ты сказал — мы.
— Как же иначе? Будем грызть глотки за наших детей.
— Геллы хитрые твари.
— Да, они сильны.
— Я не об их силе, а об их хитрости и коварстве. Что ты, например, знаешь о змеях? Что это умные смертельные создания. И все. Про геллов мы не знаем ничего. Они хуже любых самых мерзких тварей на земле. Мы ничего не знаем об их натуре, о логике, об их понятиях о войне и победе в ней. Тотальная война на уничтожение рас.
— У нас есть Парус.
— У нас? — издевательски спросил элефант, отчего то развеселившись. — Ты сказал "у нас". Ты действительно считаешь, что у нас?
Картазаев похолодел.
— Не может быть! — прошептал он.
— Знаешь, у меня со слухом такая же фигня, как и со зрением, плохо стал слышать, но предполагаю, что ты сказал, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, — Бельцов открыто потешался над ним.
Картазаев вспомнил больничную палату и содрогающегося в крике Бельцова:
— Ау!
Парус — вот что он хотел сказать! А Зина Закатова сказала открытым текстом "Рая"! Ну, "Ая" какая разница, мог бы догадаться, просто обязан был, а теперь что прикажете делать. Из-под него выдернули платформу, на которой он уже строил свои планы ответных действий. Песочные оказались планы, разметало их ветерком, дующим в чужие паруса.
— Парус с начала и до конца задумка геллов! — сказал Бельцов. — Они задействовали программу его за несколько лет до развертывания десанта. Козни Мозгера. Мы даже не догадывались, когда брали программу под свое крыло. Наши спецы думали использовать феноменов по своему усмотрению, не догадываясь, что их уже используют геллы. "Парус" как программа отработанная, заблаговременно запущенная, для геллов цены не имеет. Она еще покажет себя, ты увидишь, и тогда нами же выпестованные феномены заиграют на чужом поле. И как они заиграют!
— Феномены заиграют на нашей стороне, но для этого мне нужен Михаил Бзилковский. Где он может быть?
Михаил Бзилковский вешался.
Труба в котельной располагалась высоко, и он подставил ящик. Михаил Бзилковский считал свою жизнь конченой. Сначала он стал вором. Но этот грех можно было искупить, отсидев в тюрьме и выйдя честным человеком. Так он считал. Непоправимый грех заключался в том, что он влез в дела "Гелиона" и разбудил зло. Михаил был уверен, что ничего бы не произошло, если бы он не создал свои "поля". Как говорится, создал свои поля, тебе их и возделывать. И поделом. Погубил он родной город, и людей погубил, стало быть, искупление может быть только одно — смерть. Стоя с петлей на шее, он пытался вспомнить все самое светлое, что было в его жизни, но кроме затхлой комнаты, где он провел годы, ничего на память не приходило. По существу он ОТСИДЕЛ много лет даже без приговора суда. Голую женщину видел только на картинке. Всего на свете боялся: грозного взгляда, окрика, женщин и далее по списку. И надо же, как подвел. Целый город коту под хвост. Когда в дверь стал ломиться что-то заподозривший Олег Олегович, он лишь энергично помотал головой, словно тот мог его видеть.
Бзилковский — старший поняв, что в запертой комнате что-то происходит, не зря сын просил у него веревку, и что с дверью ему не справиться, кинулся на улицу. По району с утра шныряли элефанты. Вот и сейчас тяжелый топот доносился из-за угла дома. Олег Олегович кинулся, было наутек, но отцовский инстинкт погасил инстинкт самосохранения. Зажмурившись, он шагнул за угол и так и остался стоять.
— Не могли бы вы помочь мне открыть дверь, — выпалил он. — Ключ, понимаете ли, потерялся. А дома ребенок.
Великан непонятного пола, лысый, пятиметровый, наклонился, громоподобно изрек.
— Ты кто?
Он представился и имя сына назвал.
— Михаил.
Гигант распрямился как пружина, у которой исчез довлеющий над ней груз, и закричал так, что у Олега Олеговича треснули стекла в очках. Тотчас раздалось мощное приближающееся сопение, содроганье почвы, появились еще трое элефантов. Подойдя к котельной с разных сторон, они взялись дружно и подняли все здание, благо оно было сварено из металлических листов, открыв вид на одиноко стоящего на ящике Михаила. При виде живописной картины тот решил, что уже умер, потерял сознание и свалился бы с ящика, если бы не повис на веревке. Один из элефантов просунул руку, и парень лег ему на ладонь. Второй, вместо того чтобы оборвать удерживающую веревку, оторвал саму трубу.