За моей спиной мусор с шуршанием и чмоканьем превращался в сырую грязь, которую смоет вода. Я лежал на животе и тяжело дышал, я не знал пока, как выберусь из канализационного лабиринта, устройство которого представлял не очень хорошо.
Ясно было одно — проклятый Равуда ничего не забыл и ничего не простил, и от планов убить меня вовсе не отказался.
Глава 6
На обед я пришел с опозданием, и торопливо набрал на поднос кучу всякой еды.
Сегодня повара решили порадовать нас тыквенным супом, в котором плавают семечки, рыбой в кляре, сочной и жирной, салатом из морских тварей, которые только напоминали наших кальмаров, но были куда мягче, или тут просто умели их готовить как следует. А на десерт я выбрал пару кусков торта, настоящего, со взбитыми сливками, со множеством слоев — жесткий хрустящий корж, мягкое ягодное суфле, вафли, что-то еще, совсем незнакомое, похожее на сладкую колбасу.
Взял бы и три куска, но в последний момент все же победил гнусную жадность. Поскольку наши уже уходили, я сел за пустующий стол в уголке и отдался не менее гнусному чревоугодию.
Если бы нас не гоняли физухой, если бы я сам не упарывался как десятник, то я бы точно начал толстеть.
Тыквенный суп я проглотил со сладострастным урчанием, разгрызая семечки. Прикончил рыбу — ни единой косточки внутри теста, то ли их там не было никогда, то ли их растворили неведомым мне образом, заполировал все это салатом, где морских гадов дополняла свежая, точно с грядки зелень, и вонзил зубы в первый кусок торта.
И тут рядом с моим столом появился Билл — откуда он взялся, я не понял, столовая почти опустела.
— Ваш Путин — дерьмо! — сообщил мне американец безо всяких предисловий.
Я мрачно вздохнул.
Мало мне шантажа со стороны Лирганы, покушений на мою жизнь, задуманных Равудой и его дружками, еще и этот прыщ на ровном месте…
Ярмарка прошла пять дней назад, и тогда я выбрался из канализации достаточно быстро. Дошагал до ближайшего колодца, открутил еще одну решетку, и вот он я, на шестнадцатой палубе, грязный, сырой и вонючий, но живой и очень-очень сильно злой.
Я ухитрился проскользнуть в казарму и застирать попорченные шмотки так, что никто не заметил. И никому ничего не сказал, кроме Макса и Дю-Жхе — все равно командиры мне не поверят, как не поверили в прошлый раз. Наградой мне стали выпученные глаза кайтерита и его дружков вечером, на построении центурии — они пялились так, словно обнаружили призрака.
— И ваша Россия — полное дерьмо! — выпалил Билл, агрессивно выпячивая челюсть. — Понял, десятник?
— Эй, полегче, — я отложил торт. — Мы в Гегемонии, никакого Путина тут нет.
Но он меня не слушал, голубые глаза блестели как оловянные пуговицы:
— Вы тупые, злобные и тиранические! Отравляете людей по миру, и все такое! Америка же несет демократию и свободу!
По лицу моему пробежала горячая волна, кулаки сжались сами.
— Если надо, то мы сотрем вас с лица Земли за два часа! — продолжал этот идиот. — Превратим вашу страну в руины и все такое!
Я встал, я еще пытался контролировать себя, но стул толкнул назад слишком резко, и тот упал с грохотом.
— Заткнись! — прошипел я.
— А что ты сделаешь, десятник? — Билл ухмыльнулся с наглостью бухой кинозвезды. — Накажешь? За что? Тебя я не оскорблял, на Гегемона не гнал. Ты вообще это, как оно, тут… Водку давно не пил, видать, и на балалайке не играл своей.
Я сделал шаг в сторону, в обход стола, и ударил, хотя дистанция была великоватой. Естественно, что не попал толком, лишь зацепил его, но красивое лицо американца исказилось от боли.
— Э, ты чего? — он отскочил, выставил кулаки.
И тут я налетел на него по настоящему — удар в скулу, пусть блокирован, ответный по уху, фигня, поскольку вторым я угодил ему точно в солнечное сплетение. Билл согнулся, рот его открылся, физиономия покраснела, и я врезал по этой физиономии еще раз, с оттягом.
Американец упал с каким-то деревянным стуком.
— Отставить! Смирно! — заорал кто-то, но я не обратил внимания, я присел и ухватил Билла за майку на груди, подтянул к себе.
— Будешь еще всякое дерьмо говорить? Будешь? — прошипел я так яростно, что собственная слюна обожгла мне губы.
Чьи-то руки вцепились мне в плечи, я попытался стряхнуть их, но не сумел. Минимум четверо разумных ухватили меня разом, буквально вздернули на ноги, прижали предплечья к бокам.
— Пустите, вы… блин! — пыхтел я, извиваясь и дергаясь.