– Александр Александрович. Сан-Саныч. Химик. Точнее биохимик. Заведующий лабораторией. – Он был похож на киноактера Бронислава Брундукова, только тот всегда алкоголиков играет, Сан-Саныч же выглядел вполне благообразно. – Я считаю так: мы находимся в идиотской ситуации. А значит, и причина должна быть совершенно идиотской. Например, мой директор отправляет меня в командировки чаще всего не для дела, а исключительно чтоб от меня отдохнуть. Я же его замучил. Может быть тут все такие же проныры, как я? Если да, то кое-что тогда вырисовалось бы. Только как это выяснить?
– Проще пареной репы, – заявил Борис Яковлевич. – Поднимите руки те, кто считает себя неугодным своему начальству. – Сказав это, он поправил очки и первым демонстративно вытянул руку. За ним руки подняли практически все.
– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Сан-Саныч, – компания у нас подобралась прелестная. Значит, так. Сюда сослали «лишних людей» и будут смотреть, какой это даст экономический эффект. Так сказать, экспериментальное подтверждение эффективности сокращения штатов.
– Ерунда, – встал рыжий небритый мужчина. И сел.
– Обоснуйте! – задиристо выкрикнул Сан-Саныч. Рыжий снова встал:
– Во-первых, кому это сейчас надо, когда практически вся хозяйственная деятельность находится в частном секторе? Во-вторых, захотят, сократят и без всяких эксперементов. Наконец, в-третьих, как подсчитать экономический эффект, если мы все работаем в разных местах, в разных отраслях, да еще и не производим никакой конкретной продукции? Да при нашей-то системе. Невозможно. Как специалист заявляю. Я экономист. Павленко, – представился под конец выступавший и снова сел.
– А по-моему, мы торопимся, – свесился сверху голубоглазый парень лет двадцати пяти. – Никуда они не денутся. Сегодня-завтра придется им самим нам все объяснить.
– И что же вы предлагаете? Ждать милости от природы? Долго ждать придется! Меня, простите, зовут Борис Яковлевич. – Рипкин водрузил на нос очки и, скрестив руки на груди, сердито огляделся.
– Есть версия, – распевно прозвучал голос сверху.
Стараясь не сесть кому-нибудь на шею, вниз сполз полный моложавый брюнет и втиснулся в ряд сидящих на койке.
– Я занимаюсь социологией. Мне кажется, все это, – он по-балетному плавно обвел рукой спальное помещение, – грубый, но занятный социологический эксперимент. Именно социологический. Есть такое понятие – «психология коллектива». Один из объектов исследования – так называемые «замкнутые группы». Они встречаются часто – в армии, на кораблях, в местах заключения, в экспедициях… Каков механизм возникновения таких феноменов поведения, как солдатская «дедовщина» или тюремное «паханство»? Каким образом происходит расслоение на лидеров и аутсайдеров? Чем обусловлен характер взаимоотношений – общей культурой, образованием, степенью свободы? Или условиями быта? Очень интересно понаблюдать, как поведет себя группа лишенных свободы, если это не балбесы призывного возраста, а зрелые интеллигентные люди. Я думаю, нам нужно ожидать самых неожиданных изменений параметров. Например, ухудшится качество питания до полной несъедобности, какой будет коллективная реакция? Заставят трудиться, как отреагируем?.. Все это, повторяю, очень занятно.
– Ну, вы же волки, социологи, – сказал Жора с ударрением в слове «волки» на последнем слоге и сплюнул в сердцах.
– Как вы, в таком случае, объясните что здесь собраны сплошь «неугодные начальству?» – агрессивно возопил Сан-Саныч, не желавший расставаться со своей версией.
– Это-то как раз ясно, – принял огонь на себя майор Юра. – Во-первых, у нас чуть не каждый чувствует себя «неугодным начальству». Мы и стране-то не угодны, судя по зарплате. А во-вторых, наши начальники просто спихнули «что поплоше», когда их попросили кого-нибудь «выделить».
– И что же из всего этого следует? – не выдержал я.
– Следует жить, – засмеялся Юра, – шить сарафаны и легкие платья из ситца…
… – Допустим вы и правы. Примем, так сказать, за основу вашу версию, – подчеркнуто официально говорил Борис Яковлевич. – В таком случае, как специалист вы, по-видимому, можете определить хотя бы приблизительно и продолжительность этого опыта?
– От двух-трех месяцев до полугода.
Все смолкли, переваривая сообщение. А потом также одновременно взревели. При этом Жора подкрался вплотную к социологу и кричал ему прямо в ухо: «Ну, вы ж волки, ну, волки!..», а тот самый голубоглазый парень, который только что советовал нам не торопиться, шумел теперь больше всех: «Да как же, – кричал он, – да что же?! У меня ж жена на седьмом месяце!..»
– Тихо! – зыкнул Юра, и народ послушно примолк. – Ты вот что, мил-человек, разъясни: а как они про нас все узнавать будут?