...Пробившись сквозь многослойный зенитный огонь, краснозвездный самолет устремляется на груженный войсками транспорт. Навстречу ему вспыхивает множество орудийных выстрелов: по снизившемуся до двадцати метров торпедоносцу с палубы в упор бьют десятки танков. Изрешеченный самолет с ревом проносится над их башнями. А через секунду весь корпус огромного корабля потрясается сокрушительным взрывом. Окутанный клубами дыма и пара, он кренится на борт...
Это — торпедирование. Не стану приводить эпизодов минной постановки с воздуха, бомбовых ударов по наземному противнику, дальней воздушной разведки; читатель найдет их в книге в гораздо более ярком и подробном описании. Заверю только: каждый из них требовал от пилота, от штурмана, от всего экипажа не меньшего мужества, самоотверженности, боевой выучки и смекалки.
Скромная, правдивая книга В. Минакова — свидетельство рядового участника тех великих событий. Событий уже исторических и вместе с тем столь близких нам — и ветеранам, и их сыновьям и внукам.
Герой Советского Союза, заслуженный военный летчик СССР, генерал-полковник авиации
С. Харламов [6]
Часть первая. Гвардейский порядок
Прощальный полет
Вот уж действительно — как назло! Не то что конвоя или серьезной боевой единицы, а и ничтожного катерка или баржи не удалось обнаружить на тусклой бескрайней равнине, подернутой клочковатым туманцем. И в воздухе никого. Словно ушла отсюда война. Отгремела, отполыхала. И только мы по чьей-то забывчивости остались и бороздим, галс за галсом, пространство меж откипевшим, в дымах остывающим морем и серым от неосевшего пепла безликим небом...
Зряшний расход горючки. Если в расчет не брать отрицательный результат. «Тоже результат, — говорил в таких случаях наш начштаба, невозмутимый майор Пересада. — Равноправный с другими, если разведка на совесть проведена».
Теперь не скажет. Не наш начштаба.
И подполковник Ефремов не наш командир, и... Не знаем, кому и докладывать будем об этом полете и как там посмотрят на отрицательный результат.
Как и на нашу совесть.
И все пять часов — в молчании. Команды, курс... Не задаются нам разговоры сегодня. От последнего — на земле еще — до сих пор на душе осадок.
«Отрезанный ломоть уже мы для них, вот напоследок и выжимают!» [7]
Прилуцкий сморозил. И, обозлясь, зашвырнул в порыжелый бурьян едва початую драгоценную «беломорину». Чем и сбил с толку стрелка-радиста.
«Эх, шту-урман...» — с силой выдохнул тот из груди весь воздух — точно в надетый противогаз.
Это Панов-то Коля. С ним-то открытым текстом о чувствах, как с девочкой, толковать.
Мне и вовсе бы не мешаться. И тоже черт дернул.
«Сбились с настройки, ребятки?» — сунулся выручать. Чего только и не хватало.
Один Лубенец держался. Улыбку боялся нарушить свою. С утра сохранял ее на мальчишески пухлых губах, будто в чем виноват был в стыдном.
Лубенец оставался. Приказ был такой. Воздушных стрелков и технические экипажи оставить.
На приказы не обижаются.
— Курс на аэродром, командир?
Вот и теперь не то слово. Всегда говорилось — домой. И сразу теплей, веселей становилось в машине, как бы ни измотались, сколько пробоин техникам ни везли. Теперь пустота в шлемофоне. И в самолете — излишек пространства, неполнота. Лубенца нет, главного балагура? Нашлись бы и без него. Не домой летим, вот в чем дело, не на родной свой аэродром.
Садились и раньше не на своих. Когда дотянуть не хватало силы. Но знали: подремонтируемся — и домой. Под «табачный навес», где нас ждут с нетерпеньем...
Теперь не ждали.
Отправили — и не ждут.
Вот что он значил, этот «полет с заходом». Откуда и ломоть отрезанный — от тоски.
* * *
Приказ есть приказ.
Прощальный вечер в столовой, шлепанье крепких ладоней по мощным плечам и спинам, объятья до треска в костях, обещания помнить, писать, надежды на то, что [8] родной наш тридцать шестой — непромокаемый, непробиваемый — снова вернется на Черное море и мы снова, крыло к крылу, будем бить ненавистного...
Полк улетал на формирование, мы оставались на фронте. На фронте же оставались и даже переходили в гвардейцы — это ли нам не честь? Как вот и эта разведка — разве не прощальный подарок нам от друзей? Могли ведь и обнаружить что-то, не с пустыми руками в новую семью войти. С первого дня бы — характеристика экипажу...