Срываюсь с лезвия ножа, окунаюсь в небытие. Нет, во тьму, в спасенье...
— Экипаж, целы все?
— Ну, командир! Нагрузочка...
— Мы-то ладно, машина как не развалилась!
— Отставить разговоры! Следить за воздухом!
— Над проливом на одного из наших навалились, похоже...
Во, Панов! В такой передряге успел заметить.
— Правильно положил мину, Володя?
— В «десятку»! Как раз на траверзе Чушки. Чушку-то я признал и во тьме.
— Молодцы все!
— Вы молодец, командир!
На земле узнали: два «мессера» навалились на Бабия. Дима сумел уйти. Все экипажи выполнили задачу и возвратились на аэродром. Однако перехитрить противника не удалось: на отвлекающий удар он не клюнул. Надо менять тактику. [221]
Мины в ту ночь сбрасывались парашютные и беспарашютные, донные и якорные. Якорные контактные мины ставятся с различным углублением, это затрудняет противнику траление и делает заграждения более надежными. Донные неконтактные имеют различную кратность и сроки взрыва. Мина может пролежать на дне десять, пятнадцать, двадцать и более суток и лишь затем, прийти в боевое положение. Или над миной — магнитного действия — проходит десять, пятнадцать кораблей, а одиннадцатый или, к примеру, шестнадцатый подрывается.
Результат сказался немедленно. Противник начал траление, его плавсредства скопились в портах Камыш-Бурун и Керчь. Этим воспользовалось наше командование. На другой же день несколько экипажей совершили успешный налет на Камыш-Бурун. Удар повторили ночью.
В следующую ночь нанесли бомбоудар по плавсредствам в Керчи. Несмотря на ожесточенный огонь зениток, все экипажи прорвались к цели и отбомбились успешно.
Затем бомбардировщиков над проливом сменили самолеты-миноносцы. Для обеспечения их действий было выделено шесть машин. На одной из них летел командир авиационной бригады подполковник Сучков, прибывший к нам с Тихоокеанского флота на боевую стажировку. Это уже был не отвлекающий маневр, а комбинированные действия бомбардировщиков и миноносцев.
Кроме осколочных, фугасных и зажигательных бомб в ту ночь, впервые в боевой практике полка, с самолета капитана Козырина было сброшено более двухсот ампул с зажигательной смесью КС. Вместе с бомбами они сделали свое дело. Удар наносился по аэродрому Багерово, откуда взлетали ночные истребители противника. В районе ангаров возникло пять больших пожаров, сопровождаемых сильными взрывами. [222]
Комбинированный удар удался. Как бомбардировщики, так и миноносцы успешно выполнили свою задачу и благополучно возвратились на аэродром.
Тактическая новинка полностью себя оправдала.
* * *
В следующую ночь для обеспечения минных постановок в Керченском проливе было выделено четыре самолета: три с бомбами и один с ампулами КС. Бомбардировщики пилотировались Сучковым, Минчуговым и Беликовым, с КС летел я.
Задачу поставили днем, у нас было достаточно времени как следует подготовиться.
— Может, покажете ваши шарики в действии? — обратился Володя к начхиму полка капитану Богданову. — Все-таки посмотреть нелишне.
— Очень нелишне, — согласился капитан. — Ну-ка, — кивнул одному из оружейников, — принесите...
Повел нас за капониры, где в колхозном саду на поляне валялось несколько отслуживших свой срок подвесных самолетных баков для горючего. Подошел краснофлотец с ведром, наполненным серыми металлическими шарами величиной с детский мяч. Оболочка «мячей» разделялась на дольки канавками, как у ручных гранат Ф-1 — «лимонок».
Капитан взял один шарик, прицелился в бак.
— Отойдите назад, пожалуйста...
«Мяч» вписал в воздухе порядочную дугу, стукнулся в землю, не долетев до бака. Над местом падения взвился столб яркого пламени, нас опалило жаром.
— Недолет, — извинительно улыбнулся начхим.
Второй шар угодил прямо в бак. Снова вспышка, волна палящего жара. Не дождавшись, когда погаснет огонь, подошли, посмотрели. На месте первого костра — черный, метра полтора в диаметре, круг выгоревшей земли, в серых сединках, будто присыпанный солью. Вместо [223] бака — искореженный жаром, бесформенный, не больше рукавицы, комок перегоревшего железа...
— Да, теперь мне понятно, как горят танки и самолеты, — первым нарушил молчание Панов. — А то думал — металл...
— Именно, и самолеты, — нажал на последнее слово начхим. — Очень прошу запомнить! Особенно в воздухе, где и одного костерка бы хватило с излишком, а если их, скажем...
— Двести шестьдесят, — подсказал услужливый Жуковец.
Я почувствовал, как спину щекотнуло противным холодком. Багажик...
— Еще и на дольки на кой-то их поделили! — искренне возмутился Володя. — Как шоколад! Того и гляди сами развалятся!
— Развалятся — вспыхнут, — со знанием дела заверил капитан. — Самовозгорающаяся жидкость. При малейшем соприкосновении с воздухом...
— Ну так на кой?
— Не стоит преувеличивать, — невозмутимо отвел его руку начхим. — Сами собой не должны развалиться. А без насечки не развалились бы и при ударе о землю у цели. На кой тогда их бы, по вашему выражению, и везти. Кстати, в пехоте эту же смесь перевозят в пивных бутылках. Слышали о бутылках с горючей смесью для борьбы с танками? Та же КС. А фронтовые дороги — не то что асфальт, скажем, от пивзавода хоть и до самого отдаленного ресторана.
— Ну наши тоже дорожки... — Жуковец комично потер ребра, вспомнив вчерашний вираж над проливом. — Шоферу хоть выпрыгнуть можно!
— Значит, надо поосторожней, — все так же невозмутимо обернулся ко мне начхим, будто дело шло в самом деле о перевозке пива.
— А если пуля, осколок? [224]
Это Панов. Для Жуковца тут вопрос был ясен. Жуковец в Севастополе знал Ермолаева. Прекрасный был летчик, один из шестерки чумичевцев. Вылетел с этими «мячиками» с Херсонесского маяка на «выжигание орудий» за линией вражеских окопов, над передним краем попал под пустячный обстрел. На глазах у друзей вспыхнул огромным огненным шаром... «Как солнце средь ночи», — сравнил Кравченко, штурман и друг Ермолаева, по какой-то причине не назначенный в этот полет...
— Ну что ж, все ясно, — решил я закончить не очень-то вдохновляющую беседу. — Пойдемте-ка лучше еще раз проверим подвеску кассет. Постараемся в целости довезти ваше пиво, — кивнул на прощанье начхиму.
По дороге встретил Федора Козырина.
— Скажи, пожалуйста, как ты себя чувствовал в прошлую ночь с этими КС?
— Откровенно говоря, Минаков, неважно. Семь потов сошло, пока сбросил...
* * *
Сначала взлетела обеспечивающая четверка. Потом ушли в непроглядную тьму Минчугов, Сучков, Беликов. Осторожно разбегаюсь, плавно отрываюсь от земли. Порядок! Можно считать, первый этап миновали благополучно....
Три бомбардировщика направились наносить удар по плавсредствам в Керченском порту, мне предстояло «выжигать скопления артиллерии и автомашин» в северо-восточной части Тамани. Основная цель всех — отвлечь внимание противника от группы минных постановщиков, которые шли вслед за нами.
Полет над морем протекал в деловитой сосредоточенности. В течение всего времени Жуковец не спускал глаз с бомболюков. Каждые четверть часа докладывал:
— Порядок, командир, не шевелятся... [225]
Снижаюсь, планирую на окраину Тамани. В небо вскидываются прожектора, открывают огонь зенитки. Эх, не могли подождать, пока сбросим...
— Штурман, на боевой!
Молчание.
— Штурман!
— Сбросил! Ампулы сбросил! — кричит Володя.
— Не вытерпел? В белый свет?
— Вытерпел, командир! Сбросил по цели! Хоть, признаться, и мокрый, как мышь...
— Не снизу, надеюсь?
— Ну что ты, командир! Плохо думаешь о своем штурмане...
Да, теперь весело. Даже огонь не страшен. Все еще машинально избегая нагрузки, плавно разворачиваюсь в сторону моря.
— Результат?
— Все горит, командир! Вся северо-восточная часть Тамани!