Стараемся скоротать время в разговорах. Мы уже знаем, что в районе Курска и Белгорода разгорелось одно из величайших сражений войны. Первые известия рождают тревогу: гитлеровская Германия решила взять реванш за Сталинград. Наши войска героически обороняются. Об этом все разговоры сейчас. И все они сводятся к одному: чем крепче мы всыплем фашистам здесь, тем легче там будет нашим.
Время к обеду. Резкий звонок. Трубку берет адъютант [309] эскадрильи капитан Матяш. По его торопливым «есть», сопровождаемым записями в блокноте, безошибочно догадываемся — приказание на вылет.
Подъехал комэск, кратко поставил задачу.
— Все ясно? По самолетам!
На наших картах отмечено местонахождение двух транспортов. Вблизи румынского побережья, на траверзе Сулины. Следуют в сторону Одессы.
— Средь бела дня в том районе... — как бы про себя замечает Прилуцкий, направляясь к машине.
— Если долго болтаться, то, конечно, встречи с истребителями не избежать. Постарайся вывести на цель поточнее, чтобы атаковать с ходу.
— Долго лететь, командир. За это время они десять раз могут изменить курс и скорость.
Да, к сожалению, многое зависит не от нас.
Только в воздухе вспомнил, что Миша Беляков сунул мне в руку какую-то бумагу. В последний момент, когда я уже ступил ногой на стремянку. Талисман? «Пляши, командир!» — запоздало прозвучал в ушах заговорщицкий шепот...
Охлопал карманы — ну да, боковой расстегнут. Осторожно потянул за уголок — письмо! От нее!
К сердцу прилила теплая волна, мощные крылья машины будто приросли к телу... Ну, Миша! Выбрал момент, замполиту очко дал вперед. В кабине, конечно, не спляшешь, разве спеть...
Должно быть, и правда запел — Прилуцкий обернулся чуть не с испугом.
— Штормит, командир! Не в нашу пользу. Может сбить фрицам график.
— Фрицы народ аккуратный, сам поточнее считай! Зато красота-то какая, Коля!
Красиво было действительно, как во сне. В чистом голубом небе безраздельно хозяйничало солнце, а на море перехлестывались огромные пенистые валы... [310]
И все шло навстречу, само давалось в руки.
— Вышли в район цели, — доложил штурман.
Я с удивлением взглянул на часы. Два с половиной часа — как одна минута! И море уже спокойно, как на заказ.
И снова голос Коли:
— Слева корабли!
Глазам не поверишь: вдоль берега спокойно ползут два осевших по самую ватерлинию транспорта. Без охранения — ни катерка, ни баржонки! Не чудеса?
— Атака! — сигнал ведомым.
Мы с Павловым идем на сближение с головным транспортом, ко второму устремляется Алексеев. Все трое снизились, скользим над водой к обреченным на сто процентов целям.
И вдруг...
Чудеса предательски оборачиваются против нас. Невиданное, неслыханное дело! Безоружные грузовые посудины, по сути, не корабли, а суда — военные моряки разграничивают эти понятия совершенно определенно — окутываются густыми ожерельями дымных колец с искрами в середине... Палят! Из десятков, чуть не из сотен орудий! Снаряды рвутся на воде, рикошетируют, огненные трассы перекрещиваются перед носом машины...
А в воздухе не рвется ни один! Чертовщина какая-то... Вот уж действительно — как во сне!
Маневрировать поздно, с каждой секундой в прицеле растет борт транспорта...
— Так держать! — команда штурмана.
— Поврежден киль!.. Пробоины в крыльях!.. — друг другу вдогонку доклады стрелков.
Чудится — лечу уже вовсе без оперения, как ощипанный петух. Вряд ли придется плясать сегодня... Вряд ли придется и вообще. Жаль, не успел прочесть...
— Сброс! — выдыхает Прилуцкий так, будто сбросил торпеду с собственной спины. [311]
— Танки бьют! Танки!..
Что это? Где? С ума, что ли, сошел Панов?
— Танки на палубах! — азартно кричит и Жуковец. — Во, гады!..
Вот, оказывается, в чем дело... Даю полные обороты, прижимаюсь вплотную к воде: слышал что-то о мертвом пространстве у танков. Проношусь мимо транспорта, обогнав торпеду, чуть не задев крылом корму. Панов бешено лупит из крупнокалиберного, с брони танков брызжут искры...
Всё!
— Как торпеда?
Но сам уже вижу: над транспортом взвивается огромное облако...
Машина слушается рулей, оба мотора работают ровно. Значит, все-таки будем плясать? Значит, помог талисман?
— Как ведомые?
— Павлов идет нормально, а Алексеев...
Машина Алексеева отстает.
— Панов, запроси: дотянет?
— Дотянет, говорит, командир!
До аэродрома долетели все, хоть Алексееву и пришлось трудно. На стоянке нас встретил комэск. Поздравил с успехом, но вид у него был невеселый.
— Вторая эскадрилья потеряла два экипажа. «Мессеры» навалились...
Погибли летчики старшие лейтенанты Дмитрий Тункин и Василий Васьков, штурманы лейтенант Сергей Петров и младший лейтенант Борис Доловов, стрелки Александр Коптилин, Фатая Камалеев, Борис Михайлов, Иван Романенко.
Мы отделались повреждениями матчасти. Парашют Жуковца был пробит в двух местах: танки стреляли не только из орудий, но и из пулеметов...
Да, плясать в этот день не пришлось. Хоть письмо [312] и обрадовало больше, чем даже то, первое. «Жду... Хоть на денек...» Девичья робкая откровенность. Жду — все пишут теперь. А на денек...
Но что ответить? Идет война. Самая середина ее, стремнина. Гибнут один за другим друзья... Что обещать, чем утешить?
Сквозь колоннаду
Работа с аэродрома подскока увеличивала радиус действия наших машин на триста километров и боевую нагрузку на триста-пятьсот килограммов — за счет уменьшения запаса горючего. Конечно, расположение тяжелых самолетов в пятнадцати километрах от линии фронта, мягко говоря, дело не очень обычное, но...
К июлю аэродром на Тонком мысу Геленджикской бухты стал нашим постоянным местом базирования. Войну мы теперь ощущали не только над целью, но и ежечасно, ежеминутно. Отдаленная канонада, обстрелы...
Основной нашей задачей оставалось минирование дальних водных коммуникаций противника.
После очередного ночного вылета подполковник Канарев подвел итог:
— Можно сказать, что малая высота нам покорилась. Большинство наших опытных экипажей овладело тактикой этого вида боевой деятельности. Но мы не должны забывать о молодых...
Ночной полет на малых высотах заключает в себе ряд трудностей. Ночь скрывает расстояние, усложняет ориентировку. Незначительная ошибка в определении высоты при низких полетах над малоизученной местностью может привести к катастрофе. И если другие виды работы позволяют постепенно вооружать молодежь опытом путем включения ее в боевые группы, то здесь это невозможно. Ночной полет совершается каждым экипажем самостоятельно, сколько бы их ни вылетало на цель. [313]
А полк пополняется. Наша 63-я авиабригада переименована в 1-ю минно-торпедную авиационную дивизию. Ясно, что за этим последуют изменения и в организационной структуре. Советская авиация набирает силу, она уже завоевала господство в воздухе...
Заканчивая совещание, командир полка и замполит дали ряд конкретных указаний по втягиванию молодых экипажей во все виды боевой деятельности.
— Работа наша многообразна, — сказал Аркадий Ефимович Забежанский. — Опытным летчикам и штурманам необходимо продумать последовательность обучения молодых. От близкого к далекому, от простого — к сложному!
* * *
18 июля. День на прифронтовом аэродроме заполнен обычными хлопотами. Несколько раз поле обстреливалось вражеской артиллерией, в небе вспыхивали ожесточенные воздушные бои. На задания уходили истребители, штурмовики, бомбардировщики.
Дело шло к вечеру. Пять самолетов-торпедоносцев во главе с нашим экипажем уже несколько часов находились в готовности к вылету. Приказание поступило, когда до смены оставалось менее получаса. Нанести удар по двум транспортам, обнаруженным на пути к Севастополю. Вылететь тройкой. Ведущий я, ведомые — капитан Аристов и старший лейтенант Бубликов.