Тщательно готовимся к полету, стараемся выбрать такой маршрут, чтобы выйти в район разведки, минуя посты воздушного наблюдения противника.
Проверить готовность пришел штурман эскадрильи майор Дуплий. Сергиенко развернул перед ним карту с четко прочерченной ломаной линией: маршрут пролегал над Черным морем, Крымскими горами, таврическими степями, Азовским морем, кубанскими плавнями, таманскими лиманами и снова над Черным морем. Доложили проверяющему замысел полета, тактику выхода к целям. Майор одобрил наше решение, дал свои рекомендации. Где погода не позволит произвести плановую аэрофотосъемку, — сделать перспективную.
Взлетаем, идем с набором высоты над морем в сторону Крыма. Входим в облака. Температура нулевая, на лобовом стекле — изморозь. Продолжаю набирать высоту, чтобы избежать обледенения. Лишь когда прибор показывает четыре тысячи метров, выхожу из облаков. Поднимаюсь еще. Семь тысяч. Внизу однообразная плотная облачность до горизонта. Ясно, что метеорологи ошиблись: по их прогнозу, над Керченским полуостровом и Азовским морем — разорванная облачность. Это позволило бы нам не только успешно вести разведку, но и скрытно и внезапно выходить на цели. [33]
— — Что будем делать? — советуюсь со штурманом.
— Придется снижаться, подойти к Феодосии под облаками...
А замысел был на большой высоте с противозенитными маневрами пройти Феодосию, Геническ, Осипенко, Мариуполь, затем со снижением, на повышенной скорости — остальные порты.
Гладко было на бумаге...
Вновь в облачном плену. Стрелка высотомера описала уже три круга. Шестьсот, пятьсот, четыреста, триста...
— Командир, пора держать горизонт!
Понимаю штурмана. Справа по курсу, у озера Тобечикского, возвышенность двести метров, слева, за Феодосией, горы повыше.
— Не уверен в расчетах?
— Уверен, командир!
— Тогда снижаюсь до ста!
Выскакиваем из облаков. Справа мыс Чауда, прямо — Феодосийский залив. Сергиенко и Панов перспективно фотографируют порт. Плавсредств в нем нет.
Лишь когда пролетаем над городом, к нам протягиваются автоматные трассы-шнуры. Большие калибры открыть огонь не успевают. Резко снижаюсь до двадцати-тридцати метров. Отстают и «эрликоны». Огромная машина стремительно проносится над крышами. Кажется, даже слышен гром эха в каменных переулках...
Пересекаем Керченский перешеек. Над Гнилым морем сплошной туман. Набираю пятьсот метров. Попытка выйти под облака в районе Геническа к успеху не приводит. Снизившись до пятидесяти, решаем не испытывать дальше судьбу.
— Зря жжем бензин, командир.
— Пожалуй. Панов, передай: возвращаемся по метеоусловиям. [34]
Курс домой... Который уже час находимся в облачном плену. Самолет изрядно болтает. Монотонно поют свою песню моторы.
На траверзе Адлера снижаемся, пробиваем облака. Посадка. Первыми нас обступают наши технари, на лицах — тревожное ожидание.
— Порядок! Замечаний по работе матчасти нет.
В штабе узнаю: старший лейтенант Лобанов сегодня летел на разведку портов Констанца и Сулина. В западной части Черного моря обнаружил транспорт водоизмещением две тысячи тонн в охранении трех тральщиков, двух истребителей Ме-109 и противолодочного самолета «Гамбург». При приближении к конвою самолет Лобанова был атакован двумя «мессершмиттами» и, отбиваясь, вынужден был уйти.
Дешифрирование фотопленки, доставленной нами, подтвердило, что в Феодосийском порту ремонтируется захваченный немцами наш транспорт «Ташкент».
* * *
Боевая работа полка становилась все напряженней. Не обходилось и без происшествий. Вот самое неприятное из них.
В один из ноябрьских дней нашему экипажу было приказано произвести воздушную разведку с фотографированием портов Крыма — Керчи, Феодосии, Ялты, Балаклавы, Севастополя, Евпатории, Ак-Мечети — с целью выявления в них плавсредств противника. Командир полка особо обратил мое внимание на то, что это задание штаба флота.
Вылетели утром, с расчетом возвратиться к обеду. Погода не баловала, облачность прижимала самолет к воде.
В районе Керчи — туман. Разведка невозможна. Над Феодосией настолько низкая облачность — приподнятая завеса тумана, — что даже визуально нельзя рассмотреть порт, не то что сфотографировать. [35]
Ялта была накрыта облачностью высотой двести — триста метров, и мы выполнили перспективную съемку с расстояния шести-восьми километров.
Пролетев дальше на запад вдоль южного берега Крыма, убедились: туман стоит стеной.
Пришлось возвратиться.
Однако командир полка, озабоченный важным заданием флота, решил повторить вылет, рассчитывая, вероятно, на то, что во второй половине дня погода может улучшиться. На разведку был послан экипаж командира третьей эскадрильи майора Черниенко.
Опытнейший летчик Черниенко долетел лишь до Керченского пролива и вынужден был возвратиться из-за сплошного тумана. На обратном пути его штурман капитан Корнеев, чтобы не прилететь с пустыми руками, сделал два фотоснимка моста, расположенного в районе Сочи, у Мацесты.
На аэродроме самолет Черниенко не был встречен представителями штаба и фотолаборатории, как это обыкновенно делалось. Лишь когда экипаж сел в машину, чтобы ехать в столовую, на поле появился сержант-фотолаборант.
— Снимки есть?
— Два, — показал на пальцах Корнеев.
Машина рванулась с места.
Проявив снимки, фотограмметристы обнаружили мост. Зная, что наш экипаж сфотографировал Ялту и не долетел до Балаклавы, решили, что Черниенко сфотографировал Балаклаву. На снимках появилась надпись: «Построен мост в районе Балаклавы...»
С этим «результатом» кто-то из фотограмметристов поспешил в штаб полка. Но, кроме полкового писаря, там никого не оказалось. Молоденький писарь, непременный «знаток» всех штабных дел, посоветовал зарегистрировать снимки, запечатать и отправить в штаб авиабригады, что и было сделано весьма оперативно. [36]
Пакет, предназначенный для штаба флота, не стали распечатывать в штабах бригады и военно-воздушных сил.
И лишь в штабе Черноморского флота выяснилось, какое «открытие» сделано разведчиками 5-го гвардейского авиаполка...
Легко представить себе дальнейшее.
— Довоевались! Опозорили полк!.. — гремел подполковник Канарев.
В просторном капонире был собран летный состав двух эскадрилий — третьей и... нашей. Без вины виноватые? Вряд ли такое понятие применимо к военной службе. Особенно, когда речь идет о чести полка.
Нашлось, в чем и нас упрекнуть в заключение:
— А ваши снимки Ялты, Минаков, — как открытки, которые до войны продавали в курортных киосках...
Из происшествия были сделаны выводы. Непосредственно виновные понесли дисциплинарные взыскания. Но разве в этом дело? Все мы готовы были провалиться сквозь землю, независимо от вины...
Кстати скажу, что ничего подобного после в полку не случалось до самого конца войны.
Ясно, с каким настроением мы вылетели на следующую разведку 23 ноября. Добыть данные во что бы то ни стало! Задание было нелегким: предстояло преодолеть сложную систему ПВО противника.
Решил выходить в районы разведки скрытно, применяя ломаные маршрут и профиль полета. На сильно укрепленную Феодосию выйти на большой высоте с юга, а затем уйти в Азовское море.
В середине маршрута встречаю многослойную облачность, уходящую ярусами вверх и сливающуюся в сплошные облака.
Советуюсь со штурманом. Гриша не утешает.
— Это только начало! Весь Крым и Азовское море, [37] надо полагать, забиты сплошь. Придется лететь под облаками.