— Теперь можешь пройтись поперёк Бродвея! — хихикнул Шурик. — Это Уолл-стрит
— Очень похоже! — фыркнул Яр. — Ну что, нагулялись? А, командор?
Сухов кивнул.
— Добычу мы сдали, — проговорил он лениво, — векселя на руках, можно и обратно, в тёплые моря. Хотя нет, сначала заглянем в Джеймстаун, всё равно по дороге. Мы не весь товар сбыли, у местных торгашей налички не хватило.
— Заглянем! — беспечно сказал Быков. — Заодно мяском свежим запасёмся.
— Тогда — все на борт.
Однако просто так взять и вернуться не получилось.
Когда Олег повернул к пристани, из переулков вышли пятеро в самом расцвете сил, одетые без изысков — в чёрные штаны и куртки. Шляпы их тоже были того же мрачного цвета, и даже рубахи.
На первый взгляд, эти верзилы только что оторвались от трудов праведных, вот только их мускулистые руки сжимали не топоры лесорубов и не кузнечные молоты, а тесаки и шпаги.
Сухов замедлил шаг и сказал негромко:
— Сначала пистолеты. Вить, твой с краю…
— …Потом — мой, — перебил его кровожадный Пончик. — Угу…
— …А я займусь парочкой слева, — договорил Олег.
— Сзади ещё четверо, — беззаботно произнёс Быков.
— Кстати, да. Но у них тоже нет огнестрелов, одни острые и колющие предметы.
— Нет, ну почему… — заспорил Шурик. — У них ещё тупые предметы есть. Головы.
— Цыц, — сказал Сухов. — Танцуем. Первый выстрел — мой. Джентльмены желают нас проводить? — возвысил он голос.
Его английский кое-кому из встречавших оказался ясен, но юмор был не понят.
Пятёрка здоровяков в чёрном, одинаковых, как бобы в стручке, очень похоже насупилась и двинулась навстречу.
Ещё четверо таких же, физически крепких и не отягощённых интеллектом, в чёрных одеждах, подошли к корсарам с тыла, тоже перегораживая Хеерестраат.
— Стоять! — резко сказал Олег, но его приказ не возымел действия. — Ну не хотите по-хорошему, будем по-плохому.
С этими словами он выхватил «флинтлок» и выстрелил.
Тяжёлая пуля пробила грудь второму с края, снося его и бросая в пыль.
Пистолеты друзей ударили залпом. Своего Акимов убил наповал, а вот Шурка лишь ранил «следующего в очереди».
Быков и вовсе промазал, но нисколько не смутился промахом — ухмыльнулся, подмигнул бледнеющему супротивнику и выхватил палаш.
Сухов наблюдал за происходящим краем глаза, уделывая второго из парочки. Тот сражался нехило, так и кроил воздух чем-то вроде здоровенного фальшиона, весившего не меньше мясницкого топора.
Олег, отбивая его наскоки, смещался влево, чтобы не подставить спину напавшим с тыла. Один из них, видимо самый азартный, скакнул к Сухову, и тот совершил молниеносный выпад, накалывая торопыгу, как на вертел.
Пинком отбросив умиравшего, Олег уделил всё внимание умельцу с тесаком. Тот, надо полагать, умаялся махать тяжёлой железякой, что и следовало доказать.
Мах — и острая сталь палаша рассекла умельцу брюшко.
Мигом уронив фальшион, пострадавший ухватил обеими руками валившиеся кишки, тараща глаза и от боли, и от ужаса.
— Не-ет! — прохрипел он умоляюще.
— Да, милый, да! — ласково пропел Олег, обрывая его мучения.
К этой секунде Яр уже добил своего «визави» и развернулся кругом, уделывая ещё одного любителя накидываться всей толпой.
Ну с этим у Быкова не будет проблем…
Зато двое «тыловиков» здорово теснили Акимова с Пончем. Сухов бросился на выручку.
Не заморачиваясь расшаркиваниями, он всадил клинок в спину, просаживая печень тому из напавших, у кого шея почти отсутствовала, а обвисшие поля шляпы ложились на плечи.
В живых остался один голомозый — без шляпы, сверкавший обширной плешью.
Запаниковав, он легко дался Виктору с Шуркой.
— Готов! — выдохнул Пончик.
Олег внимательно огляделся.
— Где-то тут был твой раненый…
Обнаружив искомого, уползавшего с дороги, Сухов поставил ему ногу на грудь и прижал к земле.
— Не торопись, выползень, — сказал он. — Лучше поболтаем немного. Кто вас послал?
— Я… Я… — залепетал раненый. — Мне нельзя…
— А мне — можно, — холодно улыбнулся командор. — Скажешь — и ползи дальше. Промолчишь — останешься здесь. — Он приставил кончик окровавленного лезвия к шее «выползня». — Ну? Будешь остывать вместе со всеми?
— Нет! — выдохнул тот. — Не… надо! Я… Я скажу. Это… Это фон Горн нас… послал!
— Ах, фон Горн… Он же ван Хоорн. Мм?
— Да-да! У него… много обличий. Он… не святой, он оборотень! Господи, помилуй мя, грешного!