Уже совсем не соображая, что же я делаю, я надавила ручку и дверь бесшумно открылась. Шаг и…
ЧТО ЭТО?!
Я застыла, разглядывая непонятное существо с многочисленными руками и ногами, которое, словно ребенок, каталось по кровати. Существо вдруг повернуло ко мне голову — нет, две головы, одна была Мишина, хотя лицо казалось незнакомым, столько в нем было от зверя, а другая… Другая принадлежала молодой брюнетке, и на ее лице медленно проступала досада. Дурочка, ты же ничего кроме счастья испытывать не должна!
Боже!..
Смысл сцены стал ясен скачком, внутри что-то оборвалось, в ушах зашумело, краска бросилась в лицо, и я, не помня себя, рванула прочь.
Прочь! Подальше от предателя! Развратник! Да как он только!.. Там же должна быть я! Я! Я! Я!
Тут в памяти всплыло Мишино лицо, в котором не было ничего человеческого, и, наверное по какой-то ассоциации, мне вспомнилась такая же плотоядная рожа Жмыха, когда он грубо и торопливо овладевал мной, наваливался сверху, даже не раздеваясь, и, быстро кончив, слезал, словно с чего-то гадкого.
В свою каюту я пробралась украдкой, по счастью, никого не встретив по дороге. Моей напарницы Юльки в каюте не было. Я с ненавистью сорвала с себя наряд, совсем недавно казавшийся восхитительным, и, напялив ночнушку, повалилась в постель.
Сделала я это главным образом, чтобы избежать беседы с Юлькой. Мне казалось, что после случившегося я ни за что не засну, но вот заснула. Незаметно, сама не помню как.
А потом я проснулась посреди ночи и долго лежала с открытыми глазами. Ни о чем я при этом не думала. Так, какие-то не связанные между собой куски, фрагменты размышлений, обрывки полузабытых воспоминаний, и, перекрывающий все это, периодически накатывающийся волной стыд пополам с обидой. Забвение сна пришло только под самое утро, и тут же, безжалостно прерывая его, раздался бодрый (она по утрам всегда бодрая) Юлькин голос:
— Наташка! Подъем! Умывание, одевание, макияж. На завтраке мы должны выглядеть красавицами.
— Не хочу быть красавицей, — еще спросонья заявила я. После вчерашнего вечера и полубессонной ночи мой внешний вид стал мне безразличен.
Но Юлька не отставала. Пришлось встать и выполнить все неизбежные утренние процедуры. Косметики я наложила самую малость, а из одежды напялила обычное форменное платье. Зато Юлька постаралась за нас двоих, и в итоге выглядела просто сногсшибательно. Будь я мужчиной — честное слово, я бы в нее в то утро влюбилась.
Ох, как мне сегодня не хотелось идти в ТОТ коридор! Я даже подумала, не поговорить ли с Юлькой насчет обмена, но испугалась, что она догадается о причине, и не заговорила. Неприятный, всеохватный стыд за вчерашнее, полубессонная ночь — я была в каком-то тумане, когда за спиной открылась дверь ЕГО каюты, и ЕГО до боли знакомый голос произнес:
— Девушка, извините, вы не могли бы немного прибрать у меня? Если вам не трудно.
Я повернулась. Борин стоял босиком в одном халате и, попыхивая ароматной сигаретой, смотрел на меня.
— Разумеется, нетрудно.
Я шагнула в его каюту (он галантно посторонился) и огляделась.
Постель была не застлана, одеяло горбилось безобразными складками, но в остальном все было в относительном порядке. При виде постели, на которой вчера происходило такое, краска залила мне щеки. Дыхание перехватило. Я стояла сама не своя, и с радостью провалилась бы на палубу ниже.
Миша внимательно посмотрел мне в глаза, и от его цепкого взгляда по телу прошла истома, а внизу живота потеплело. Я не выдержала, отвела взгляд, и, пытаясь спастись делом, повернулась к постели, шагнула к ней и вдруг почувствовала, как на мои плечи легли сильные мужские руки. Я сразу ослабела, лишилась воли, а его ладони уверенно, прямо через платье, стали сильно мять мне груди. Сама не своя, я прильнула к Мише спиной. Одна из его рук пошла ниже, хватка немного ослабла, и я наконец-то смогла повернуться к нему лицом.
Поцелуй был обжигающ и долог. Мир погрузился в сладкий туман, и в этом тумане я чувствовала, как Мишины руки начали стягивать с меня платье…
Я сама взялась за колготки и трусики, приспустила их, но дальше надо было нагнуться. Миша без слов понял мои затруднения, мягко посадил меня на кровать и одним движением стянул с меня остатки одежды. Еще несколько жадных поцелуев в губы, его голова пошла вниз, задержалась у шеи, спустилась к груди… Вот сейчас он пойдет еще ниже, и я стала откидываться на спину, чтобы открыть для поцелуев все, но Миша удержал меня, встал и распахнул халат.
Прямо перед своим лицом я увидела его член, набухший и крепкий, и тут Мишины руки направили мою голову к нему. Я взяла его в рот, принялась усиленно работать языком, и все это время Миша теребил мои волосы.
Член напрягся еще больше, я поняла, что сейчас произойдет, но Миша не дал мне отодвинуться. Мой рот наполнился влагой, она прибывала толчками, и, чтобы не захлебнуться, я вынуждена была глотать ее…
Все кончилось. Только что казавшийся могучим член стал обмякать, уменьшаться в размерах, превращаться в нечто безвольное и жалкое, а мне до безумия хотелось, чтобы он, прежний и твердый, вошел в меня, пронзил всю до дрожи, до полного умопомрачения, до исступления, до потери сознания…
Все еще в тумане я увидела, как Миша отошел, запахнул халат, не спеша закурил новую сигарету…
— Одевайся, — бросил он совершенно равнодушно, и небрежно взглянул на часы. — Мне пора идти. Захочешь — так и быть, приходи еще.
Я посмотрела на него с невольным изумлением, но он деловито разглядывал свои ногти, и даже не поднял головы. Стараясь удержать рвущиеся наружу крик и слезы — сама же виновата! — я торопливо натянула разбросанную одежду, и, изо всех сил стараясь не выглядеть униженной, вышла из каюты.
Ни о какой дальнейшей уборке не могло быть и речи. Полная неудовлетворенной обиды, я кое-как вернулась к себе, упала на постель, и только тогда взахлеб зарыдала.
7. Юрий Флейшман. Ночь, утро, день
Очередные разговоры в баре грозили затянуться до утра. Поднабравшийся Лудицкий без умолку бубнил о политике, недобрым словом поминал старое, восторгался новым и по привычке обещал, обещал, обещал прекрасную жизнь. Все это было по меньшей мере сотню раз слышано, и не вызывало ничего, кроме беспросветной скуки.
Мне все это так надоело, что я, воспользовавшись первым подвернувшимся предлогом, потихоньку слинял в свою каюту.
Ленка еще не спала. Она сидела с ногами в кресле, одетая в легкий красный халат, и читала какой-то любовный роман из тех, написать который способен любой более или менее грамотный человек с хорошо подвешенным языком и толикой воображения. Видно, сильна у слабого пола потребность хоть на миг отождествить себя с Золушкой, дождавшейся своего принца. А ведь пора бы уже понять, что добрые принцы давно вымерли как мамонты, да и настоящих Золушек не осталось в помине.
Но каждый, имеющий свободное время, убивает его по-своему. У меня, например, его нет постоянно. Приходится крутиться не хуже той белки в колесе, да и все способы отдыха определены заранее. Застолья с компаньонами и просто с нужными людьми, презентации, ночные клубы, другие приличные нашему кругу развлечения… Я уже и не помню, когда последний раз смог нормально и неторопливо почитать. Для хорошей книги нужны соответствующая обстановка и покой, чтобы никто не отвлекал и не путался под ногами, а читать всякую белиберду совсем не хочется. Даже жаль, я любил раньше провести вечерок с книгой, но ничего не поделаешь…
— Как у них дела? — я кивнул на обложку с азартно целующейся парой. — Он ее еще не оттрахал?
Ленка посмотрела на меня с притворным возмущением, как бы говоря: у всех вас только одно на уме! Можно подумать, у женщин на уме нечто другое. Вся разница в том, что мы не лжем и называем вещи своими именами, а они привычно лицемерят даже перед собой, прикидываясь этакими белоснежными ангелочками. Как бы не так! Попробуй оплошай — и любой ангел, точнее — ангелица, в момент превратится в такую мегеру!
— А не пора ли нам баиньки? — спросил я, так и не дождавшись ответа.
— Я бы еще немного почитала.
Голос у моей секретарши грудной, из тех, что сводят мужчин с ума, да и внешность у нее… Глаза большие, чуть ли не на пол-лица — не глаза, а глазищи. Взгляд постоянно намекает на нечто волнующе-греховное, фигурка гибкая, ладненькая, грудки стоят и словно просят: поцелуй нас, приласкай…