Юля помогла мне завершить это нехитрое дело и вновь вернулась к моей груди. Ее голова стала спускаться все ниже и ниже, ноги мои сами собой раздвинулись, и я, ощутив, как работает ее язычок, застонала, поднимаясь в небесные выси, наслаждение стало непереносимым и — свершилось…
Нет в языке слов, чтобы передать хотя бы тысячную долю испытанного мной блаженства. Я даже понятия не имею, сколько оно длилось — вечность или чуть меньше, — но потихоньку его сила стала уменьшаться, но так и не уменьшилась окончательно, осталась со мною, и нестерпимо захотелось отблагодарить за него мою Юленьку, подарить ей такое же счастье, и я принялась ласкать ее желанное тело, заранее зная, как и в каком порядке ей будет приятнее, а когда она не выдержала, растаяла под моими ласками, я поняла, что возбуждаюсь и сама…
Так мы и чередовались, пока не устали вконец, а потом еще долго просто лежали рядом, прижавшись, как влюбленные. Нет, мы и были влюбленными, по крайней мере я, и на целом свете для меня не было существа дороже, чем моя Юленька.
Потом еще были обед, работа, показавшаяся мне продолжением праздника, еще какие-то дела, ужин и, наконец, бурная, наполненная нашими ликующими стонами ночь…
Спали мы с Юленькой совсем мало, но утром я встала бодрой как никогда. Каждая клеточка пела от наполнявшего ее восторга, двигаться было легко, словно куда-то пропал вес, и даже пароход стал казаться сказочным дворцом, обиталищем прекраснейшей принцессы без всяких никчемных принцев.
Пока я прибирала каюты, пароход прошел Зунд и двинулся дальше по привычному маршруту. Мне почему-то вспомнилось, как Фомич, наш старый — старше капитана — боцман, рассказывал про свою молодость. Он ходил тогда на рыболовных судах и, если не врет, то во время прохождения проливов им даже не разрешали выходить из кают, а на палубе несли вахту наиболее проверенные и идейные матросы.
Ну и ерунда порою лезет в голову! А все потому, что я не представляю, чем занять время до вечера. Вечером мы вновь сможем остаться с Юленькой наедине, и не надо будет никуда торопиться и о чем-либо думать. Вся ночь будет наша, одна на двоих, пусть даже корабль начнет тонуть!
Но, как оказалось, не вся. Юленька сообщила, что нас позвали на день рождения Володи Ардылова, даже не простой день рождения — на юбилей, и надо будет посидеть хоть ненадолго, а потом можно и потихоньку смыться.
Идти мне совершенно не хотелось. Мы вообще редко контактируем с командой. У них свои заботы, у нас — свои, да и на уме у них только одно — как бы кого трахнуть, да что выпить. Точнее, сперва что выпить, а затем, если не забудут по пьяни, и все остальное.
Но Ардылов приходился Юленьке каким-то дальним родственником, и не пойти на его сорокалетие она не могла. Пришлось и мне пойти с нею за компанию. Очень уж не хотелось разлучаться с подружкой, да и знаю по опыту, что находиться одной среди пьяных мужиков совсем невмоготу.
Сам именинник, как я слышала, отличнейший токарь, был нам не страшен: водку он любил больше всех женщин мира вместе взятых. Такими же были и его приятели — рулевой Коля и моторист Гена. Что же касается Фомича, тоже приглашенного на праздник, то он относился к нам с Юленькой скорее как к дочерям. Или как к внучкам.
Еще двоих гостей я не знала совсем, зато пришедшие уже после нас Валера и Гоча были бабниками хоть куда.
Оно и понятно. Валера был самым молодым из собравшихся, от силы лет двадцать пять. Знаю, что служил он в морской пехоте, они там все под два метра. Ну, а Гоча… Грузин и есть грузин.
Все покатилось так, как я и предполагала. На случай внезапного прихода начальства всю выпивку выставлять не стали. На столе держали одну бутылку, однако сколько их было запрятано по углам! И тоже мне, джентльмены: о нас с Юленькой они и не подумали. Ни ликера, ни вина.
— Больше не буду, — предупредила я после второй рюмки водки, едва в голове слегка зашумело.
— Вах! Как не будешь? Обидэшь прекрасного чэловека! — старательно изображая акцент, воскликнул Гоча.
— Мы водку не пьем, — поддержала меня Юленька. — Да и не знаю, как вам, а нам с утра на работу.
— Подумаешь! Мы все на работе, — совсем забыл про акцент Гоча. — Ничего страшного. Я очень извиняюсь, что кроме водки ничего нет, но обещаю: придем в ближайший порт, я вам самого лучшего шампанского куплю. А пока выпейте хотя бы еще по рюмочке. Праздник у нас сегодня, или нет?
— Да отстань от них, Гоча, — подал со своего места голос Николай, и с циничной откровенностью добавил: — Не хотят пить — ихнее дело. Нам больше останется.
— Не напиваться же мы сюда пришли! — возразил Гоча, поглядывая то на Юленьку, то на меня взглядом мартовского кота. — Пришли, панимаэшь, да, поздравить человека с его юбилеем, культурно посидеть, пообщаться, отдохнуть немного. Вино должно быть аккомпанементом к разговору, а не главной мелодией.
Вряд ли кто-либо из остальных мужиков был согласен с темпераментным уроженцем юга — уж больно быстро наполнялась и тут же опорожнялась разнокалиберная посуда. Да и сам Гоча пил охотно, просто ему очень хотелось подпоить и нас, а там под шумок перейти ко второй части извечного мужского плана.
Я тихонько пихнула ногу подруги, и Юленька слегка кивнула мне в ответ — мол, пора, только выждем момента поудобнее.
Мужики не заметили нашего молчаливого обмена мнениями. Как я и предполагала, одни только Валера и Гоча активно старались обратить на себя наше внимание. Они, кажется, даже пытались договориться между собой, кому кого трахать, и с самовлюбленностью самцов не предполагали, что им ничего не светит.
— Ну и ну! — Кто-то после очередной отлучки позабыл запереть дверь, и теперь в дверях каюты стоял второй механик Лева. — Пьянствуете?
— Михалыч! — пошатываясь, приподнялся Гена и протянул нежданному гостю налитую до краев рюмку. — … буду! У Володьки сегодня сорокалетие! Выпей за его здоровье, Михалыч!
Лева оглядел красные рожи своих подчиненных, недовольно покачал головой, но рюмку принял.
— Твое здоровье, Владимир Семеныч! — Механик деловито выплеснул водку в рот и чуть поморщился.
— Да ты закусывай, Михалыч! — Гена тут же наполнил опустевшую рюмку.
— Ни-ни, — возражающе помахал рукой Лева. — Хорошего понемножку. Да и вам не советую.
— Михалыч… — укоризненно протянул именинник. Он хотел что-то добавить, но не справился с заплетающимся языком и молча поднял рюмку.
Вздохнув, Лева выпил вместе со всеми и поставил рюмку вверх дном.
— Хорош. Лучше бы делом занялись. Дед говорит, что с двигателем не все в порядке. С виду вроде бы ничего, но вы же знаете, у него на такие дела нюх.
— Да что с ними станется? — Гена несколько раз старательно ткнул вилкой в тарелку с закуской, но подцепить ничего не смог и досадливо махнул рукой. — Через пару суток будем в порту, там и посмотрим. А до тех пор прокантуемся как-нибудь. Когда и что у нас ломалось? Вспомни. Дед мужик толковый, но любит порой горячку пороть.
— Ну, не знаю, — с сомнением протянул Лева. — Сегодня, конечно, из вас работнички никудышные. Гайку от болта не отличите. Но чтоб завтра все были как огурчики.
— Михалыч! Мы тебя хоть раз подвели? — Гена обхватил пятерней бутылку и принялся старательно разливать содержимое по рюмкам и столу.
— По-моему с вас хватит. — Рюмку механика кто-то уже успел перевернуть и наполнить, и теперь Лева взирал на нее со смесью сожаления и вожделения.
— Морскую пехоту не напоишь! — патетически воскликнул двухметровый Валера, победоносно и пьяно оглядывая собутыльников, а следом и нас с Юленькой.
Леву едва заметно поморщился. Подобно многим, кто не служил в армии или на флоте, он терпеть не мог армейскую браваду, к тому же Валера всем своим видом опровергал собственные слова. Не требовалось особого ума, чтобы точно предсказать его дальнейшую судьбу: три-четыре рюмки — и неизбежное приземление мордой на стол.