Коллинз приносил фирме немереное количество денег, попади кто-то из ее клиентов под сенатское расследование. Ас этим делом, как неожиданно выяснил Вадим, в США управляться умели. Применялся сей убийственный инструмент и в конкурентной борьбе, и для сведения политических счетов, но, главное, когда журналисты докапывались до того, до чего не докопались налоговики. Или докопались, но политическая «крыша» того или иного промышленного или финансового гиганта заткнула им рот.
За пять месяцев пребывания в «Брайане» Вадим утратил малейшие иллюзии по поводу стерильной чистоты американского бизнеса и американской политики. Кстати, никак не мог понять, почему советский «агитпроп» не пользуется теми скандалами, которые с завидной периодичностью выплескивались на страницы американских газет. С некоторой долей печали и безысходности Вадим признал, что принципы устройства общества, что в США, что в СССР, – одни и те же. В Америке существовала своя элита, отправлявшая детей на обучение только в такие-то университеты, жившая исключительно в таких-то и таких-то местах, отдыхавшая там-то и там-то, и остальной народ, ближе-дальше расположенный относительно этого пупа земли. У нас же верховодила партийно-советская номенклатура, о которой в последнее время так много писали яковлевские «Московские новости». Дети нашей элиты тоже учились в определенных вузах – МГИМО, МГУ (тут, правда, не все факультеты котировались), Университете дружбы народов имени Патриса, так сказать, Лумумбы. Жили на Кутузовском, на Грановского, в Староконюшенном переулке или на 2-й Фрунзенской, отдыхали в закрытых санаториях, будь то Кисловодск или Сочи. Все одно и то же! До противного. С той лишь разницей, что в Америке тебе теоретически давался шанс пробиться в элиту самостоятельно, а у нас – только по желанию ее обитателей. Хотя, с другой стороны, Буш был из семьи, много лет принадлежавшей к элите, а Горбачев – из комбайнеров…
Патрон Осипова Джонс вел финансовые проекты. Курт, чей офис соседствовал с офисом Джонса, занимался банкротствами. Его загруженность носила цикличный характер, в точности повторявший этапы развития или спада американской экономики в целом. После трех-четырех лет затишья пару лет он вкалывал, как проклятый, а его ассоциаторы частенько ночевали на работе. Потом опять лет на пять наступало относительное затишье. Курт легко избавлялся от ненужных ему в такой период ассоциаторов, а когда начиналась новая волна банкротств, нанимал новых.
Еще два «синьора» из Вашингтонского отделения, Лак и Мэрдок, занимались банковским законодательством. Они были однокурсниками по Йельскому университету, а потому почти всегда действовали в тандеме. Ни между ними, ни между их ассоциаторами даже намека на конкуренцию не проскальзывало. К тому же Мэрдок был женат на сестре Лака. Сумей Вадим завоевать расположение одного из них, и у него «в кармане» сразу окажется два голоса.
За время стажировки Вадим уразумел, что если американский юрист специализируется в области, скажем, налогов, то про уголовный суд присяжных у него представления весьма смутные. Порою даже Вадим знал больше, чем его местный коллега.
Способ заставить вашингтонское отделение обратить на него внимание Вадим подсмотрел в недавно вышедшей американской авантюрной комедии. Названия не запомнил, но суть нужного приема почерпнул на примере эпизода с шахматной партией. Мошенница вызвала на матч двух чемпионов, советского и румынского. Играла она с ними в двух разных кают-компаниях теплохода. В одной партии – черными, в другой – белыми. Тупо повторяя ходы своих же собственных соперников, она гарантированно набирала одно очко в двух партиях. Вот этот алгоритм и решил использовать Вадим.
Ассоциаторы любили общаться с Вадимом и Сашей. С Сашей больше – он и повеселее, и пословоохотливее. К тому же с ним можно было после работы да, честно говоря и в служебное время, пойти выпить пива. Вадим пива не пил. В «Брайане» тихо шушукались, не из КГБ ли их стажер. Спросили об этом Сашу. Тот чуть с кулаками на любопытного не бросился, так его оскорбило гнусное предположение. Ассоциаторы немного расслабились, но потрепаться предпочитали все же с Сашей. Американцы настораживались, видя, как Вадим без устали что-то соображает, просчитывает.
Может, поэтому, а может, просто время выдалось неподходящее, но два ассоциатора Грина, делившие один кабинет, встретили Осипова не очень приветливо. Однако когда он попросил разъяснить ему поподробнее, как формируется жюри присяжных, как происходит отбор, и вообще, что должен делать адвокат в таком процессе, обоих прорвало. Вадим задал свой вопрос извиняющимся тоном, мол, простите, у нас в СССР подобного нет, вот, мол, вас и беспокою. Через час перебивавшие друг друга американцы накачали Вадима информацией по маковку.
Следом Вадим отправился к ассоциаторам – «эмигрантам» из команды Франклина. Так, потрепаться. В основном об американском суде присяжных. Но именно потрепаться, а не расспросить. Первый, занудный очкарик Муси, через 10 минут извинился, сославшись на занятость, и разговор с ним пришлось прекратить. Зато обитатель соседнего кабинета по фамилии Смит – английский вариант нашей фамилии Кузнецов, в недавнем прошлом член сборной университета по футболу, гигант, весельчак и балагур, принял Осипова с радостью. Видимо, пока он играл в свой американский футбол, ему здорово по голове настучали, так что на уловку Вадима он поддался, словно малое дитя. С одной стороны, он обалдело внимал рассказам Вадима про его собственную американскую правовую систему присяжного суда, постоянно причмокивая языком и хлопая Вадима по плечу в знак восторга перед его знаниями. С другой стороны, очень доходчиво объяснил советскому любознательному юристу суть и принципы американского эмиграционного законодательства. После выхода из кабинета Смита плечо Вадима довольно сильно ныло. Такой награды за хорошие знания Осипов еще не получал.
В течение нескольких дней Вадим, используя тот же прием, ходил из кабинета в кабинет, плетя сеть своей несложной интриги. Выйдя от ассоциаторов-«налоговиков», он шел к ассоциаторам-«банкирам», где демонстрировал познания в налоговом праве, а уже от «банкиров», с новым информационным багажом, отправлялся на территорию Грина. И так по кругу. По несколько раз. В конечном итоге к концу недели молодежь «Брайана» только и обсуждала, как этот русский Осипов фантастически поднаторел в их праве. Даже ассоциаторы Коллинза, сдержанные и осторожные наподобие своего шефа, не могли сдержать эмоций в адрес Вадима.
Естественно, слухи дошли и до «синьоров». Первым «дрогнул» именно Коллинз. Он пригласил Осипова на ланч в закрытый клуб, одной из главных достопримечательностей которого было правило, запрещавшее входить в обеденный зал с портфелями, – за ланчем о делах не говорят. Все равно говорили, но без бумаг и традиционных американских желтых блокнотов.
Ему-то первому Вадим и сообщил, так, вскользь, что по слухам, доходящим до него от других советских стажеров, многие американские фирмы собираются открыть в Москве свои офисы. Прошедший стажировку на фирме советский юрист должен стать их послом, представителем, опорой нового бизнеса. И быстро сменил тему.
Коллинз, почувствовав запах и денег, и подтверждения собственной выдающейся роли как в истории США в целом, так и в деле процветания «Брайана» в частности, вернул Осипова к заинтересовавшей его теме. Вадим бросил, что это концепция неправильная, и опять заговорил о достоинствах американских автомобилей. Коллинз «повелся». Он раз за разом возвращал стажера к теме московского офиса и в итоге «вынудил» Вадима изложить, с полным равнодушием, свою версию. К концу разговора Осипов решил рискнуть и пару раз демонстративно подавил зевоту. Моложавый старик купился по полной программе. Он действительно не понял, что информация, которую он «выудил» из Вадима, была именно той, что Осипов желал ему «втюхать». «Я же говорил – взрослые дети!» – думал Вадим, вставая из-за стола и вежливо благодаря за ланч и приятную беседу об американском автомобилестроении.