Перед Ждановым проходят главные узловые события борьбы за Ленинград. Упорные бои на дальних подступах к городу и на созданной ценой крайнего напряжения сил Лужской оборонительной полосе, позволившие выиграть время для укрепления ближайших подступов к Ленинграду. Ожесточенные бои под Пулковом. Захват врагом Шлиссельбурга. Трехмесячные кровавые бои на Невском плацдарме. Голод. Падение, а затем освобождение Тихвинского узла, что обеспечивало возможность снабжения Ленинграда из глубины страны. Много дивизий в этот период переброшено из кольца блокады за Ладогу. Разве это не ослабило внутренние силы фронта?
Жданов занимал особое положение в Военном совете фронта, будучи не только первым секретарем обкома и горкома партии, но и членом Политбюро ЦК. Он руководил ленинградской партийной организацией уже семь лет, со времени гибели Сергея Мироновича Кирова. Сфера деятельности обкома партии всегда была огромна. С началом войны все члены бюро обкома и горкома партии вели напряженнейшую партийную работу в районах города, на заводах, в войсках и в тылу врага, в партизанском крае. Бюро обкома и горкома партии несло ответственность за военно-политическое руководство боевыми действиями под Ленинградом вместе с маршалом К. Е. Ворошиловым, а затем с генералом армии Г. К. Жуковым.
Жданов достаточно хорошо знал Мерецкова и Хо-зина, командовавших войсками Ленинградского округа еще в 1938—1940 годах. Говорова он помнил лишь как преподавателя Артиллерийской академии, приезжавшего в Ленинград зимой 1939 года во время финской кампании для консультации по применению артиллерии против финских дотов. Слышал, что у него нелегкое прошлое — первый год гражданской войны он служил у Колчака. До сих пор беспартийный. Говорят, угрюм, сух, неразговорчив.
Кем же он здесь будет? Военным специалистом по борьбе с осадной артиллерией врага? Но и Одинцов отличный мастер своего дела. Городу и войскам, обороняющим непосредственно Ленинград, нужен командующий...
В разговоре о назначении Говорова Сталин сказал Жданову, что этот артиллерист неплохо показал себя, командуя 5-й армией в зимних сражениях под Москвой. И Георгий Константинович Жуков дает ему хорошую оценку как командарму, а не только артиллеристу. Кто-кто, а Жуков не щедр на похвалу...
Совсем ушла апрельская ночь. Необходим хотя бы короткий сон. Но к Жданову еще заходит секретарь горкома партии Алексей Александрович Кузнецов, второй член Военного совета. Комсомольский вожак двадцатых годов и коммунист Ленинского призыва, воспитанник Кирова, он стремится все видеть своими глазами. Кузнецов все время на «периферии» — в войсках, на оборонительных рубежах, заводах. Его суждения, часто прямые и резкие, всегда свидетельствуют о тонком знании состояния дел на местах.
Сейчас Кузнецов и Жданов обмениваются мнениями по проблеме не менее острой, чем снаряды для дальнобойной артиллерии. Весна, угрожая эпидемией, вскрывает отбросы огромного города, лишенного канализации, водопровода, электроэнергии.
С 27 марта по 15 апреля горком партии и горисполком организовали и провели двухнедельник по санитарной очистке города. К нему было привлечено все трудоспособное население. Горожане, неимоверно ослабевшие от голода, очищали дворы и улицы от снега, смерзшегося с отбросами. Этот слой достигал метра, его долбили ломами и кирками, тяжелый инструмент падал из рук. Людям было под силу тянуть лишь детские санки и фанерные листы с кучками снега. Иногда обнаруживали незахороненные тела, занесенные зимними метелями...
Кузнецов считает, что борьбу с угрозой эпидемии надо продолжать. Вот данные по районам, где и сколько можно дополнительно сформировать отрядов из коммунистов и комсомольцев, чтобы возглавить работы трехсот тысяч ленинградцев, готовых на все для восстановления жизни города.
Перед Ждановым и Кузнецовым еще одна проблема— тоже сегодняшнего дня. 21 апреля отдан приказ прекратить грузовое движение по быстро тающему льду ладожской Дороги жизни. Пора переключать усилия на подготовку к весенней навигации по Ладоге. В центре внимания — строительство пирсов на обоих берегах и плавсредств, организация обороны трассы, план эвакуации населения и вывоза бездействующих на заводах станков, так необходимых сейчас в тылу.
Все эти и многие другие задачи требуют детальной разработки, подобно боевым операциям войск. Партийная организация города должна выполнить их, как бы сложны они ни были.
Так закончился один и начался другой рабочий день в Смольном в двадцатых числах апреля 1942 года, когда в Ленинграде ждали Говорова — командующего Ленинградской группой войск, заместителя командующего фронтом.
Штаб и командующий
Душой дружного, спаянного коллектива штаба Ленинградского фронта все считали Дмитрия Николаевича Гусева, человека общительного, с открытым характером. Возглавив штаб фронта в середине октября 1941 года, он в практике своей многообразнейшей работы придерживался принципа «открытых дверей». Так уж повелось, что под утро в его кабинете оказывались вместе разведчик, артиллерист, летчик, танкист, инженер, тыловик-интендант. Люди ответственные, во многом самостоятельные, и все же всем им что-то надо от начальника штаба. Дождаться, когда Гусев освободится от своих телефонных и телеграфных переговоров со штабами армий, от карты и чтения шифровок для персонального разговора, было невозможно. Он умудрялся управляться со всем этим одновременно. Прихлебывая излюбленный крепчайший чай, вытирая пот на бритой до блеска голове, он бросал реплики то одному, то другому, давал указания всем вместе. Иногда потихоньку, думая, что не замечают, стягивал наполовину сапоги — у него отекали и болели ноги.
— Подходящая собралась семейка,— говаривал он часто, когда в кабинете становилось тесновато.
— Ну вот что, други мои, разберитесь пока между собой сами, а я тем временем к товарищу Жданову схожу.
«Други мои» разбирались, «увязывали» взаимоин-тересующие вопросы, а Гусев, возвращаясь, подводил итог.
Так было всю зиму, ибо командующий генерал-лейтенант Хозин большую часть времени отдавал личному руководству действиями 54-й и 8-й армий за Ладожским озером. Там он создал ВПУ (временный пункт управления) фронта с небольшим штатом и лишь при особой надобности вызывал кого-либо из руководящих работников штаба.
В Смольном в блокадные месяцы установились свои бытовые традиции: общий для всех обед в сто ловой с обязательным приемом порции надоевшего соснового отвара от цинги, привычный, воспитывающий самодисциплину дележ блокадного хлебного пайка на три тонких ломтика — утро, день, вечер. А если кому повезет съездить на сутки-двое в армии за Ладогу, тот уж не забудет добыть там чесноку и поделиться с друзьями.
Хорошо, когда коллектив штаба слажен и дружен. Однако штаб нуждался в постоянном общении с командующим, в знании его замыслов для их разра ботки. Давно миновали те первые месяцы войны, когда деятельность штаба зачастую сводилась к спешному, в какой-то степени механическому выполнению тоже спешных решений и приказов командующего, вызванных крайней остротой обстановки: отход, смена рубежей, контратака, снова отход...
Все — от солдата до командующего фронтом — думали о перспективе борьбы за Ленинград не только на внешних, но и на внутренних линиях блокады. В связи с этим директива Ставки об объединении Ленинградского и Волховского фронтов вызвала много толков в штабе фронта и среди командармов.
Теперь южнее и юго-восточнее Ладожского озера, то есть вне кольца блокады, действовали шесть армий— 8, 54, 4, 59-я, 2-я ударная и 52-я,— объединенных командованием одного фронта, который ведь не случайно назван Ленинградским.
Эти силы не сравнимы с теми, что остались в кольце блокады: 23-я армия на Карельском перешейке, 42-я и 55-я армии на южном фасе и две небольшие оперативные группы — Приморская и Невская. Все они на голодных нормах боеприпасов, ослаблены тяжелейшими боями сорок первого года и зимним голодом. Значит, здесь предстоит пассивная оборона? И выходит — ничего странного нет в том, что генерал Хозин, назначенный командующим объединенным фронтом, определил место своего командного пункта в Малой Вишере. Следовательно, сохраняется в силе старый замысел деблокады: удар с внешних линий?..