— Счастливого пути, Сергей Георгиевич! — ответил Машков, впервые назвав командующего по имени и отчеству.
Агеев без рывка остановил паровоз на втором пути станции Чита. По приказанию Безуглова десятеро аргунцев, сопровождавших Лазо, выскочили из вагона и заняли сторожевые посты.
— Собирайся, Степан, — поторопил командующий, — пойдем в город.
Сходя со ступенек, Лазо услышал настойчивый женский голос:
— Я жена командующего и прошу пропустить меня.
— Это Ольга! — крикнул Лазо и обернулся к Безуглову; тот, спотыкаясь в темноте, уже бежал к часовым.
Безуглов оставил Лазо и Ольгу вдвоем. На столе тускло светила керосиновая лампа.
— Что слышно в городе? — спросил Сергей Георгиевич.
— Вчера Пережогин с анархистами обворовали казначейство. Кларковская сотня бросилась за ними, но след их простыл.
— Простыл, — усмехнулся Лазо, — пьянствуют где-нибудь на окраине города.
— Противник далеко? — поинтересовалась Ольга.
— За Ингодой. Его задерживает бронепоезд… Остались считанные дни. Где члены Центросибири?
— Яковлев здесь, и Бутин, и Гаврилов.
— Но где именно?
— Знаю только, где Матвеев.
— Проводи меня к нему.
— Нет, — сказала Ольга, — никуда ты сейчас не пойдешь.
Лазо — мягкий и застенчивый от простого человеческого счастья, от того, что Ольга была, как и он, сильной духом и телом, — не нашел слов, а просто обнял ее за плечи и прижал к себе. Она стояла перед ним красивая, вот такая, какую он увидел и полюбил с первой минуты на дороге. Они редко виделись, но никто из них не посмел бы ради свидания покинуть дело в грозные дни опасности, нависшей над республикой. Их любовь друг к другу крепла вместе с любовью к стране, которая в муках и крови оборонялась от врагов. И чем тревожнее было на фронте, тем больше они думали о счастье миллионов, которым готовы были отдать свои молодые жизни.
«Кончится война, — говорил он, — я вернусь в институт, закончу его и пойду работать инженером на завод».
Но сейчас ему казалась ненужной опека Ольги.
— Я ничего не хочу навязывать тебе, — сказала она, почувствовав его недовольство, — здесь давно ожидают тебя с бронепоездом. Ведь каждую минуту может вспыхнуть мятеж. Ходить по городу не рекомендую, поверь, что Пережогин следит за каждым твоим шагом.
— Что же ты предлагаешь?
— Вернусь одна в город и найду Матвеева. Он знает, где члены Центросибири, и я приведу их всех сюда.
— Пожалуй, ты права, — решил Лазо, — но возьми с собой охрану.
— Мне никто не нужен, — решительно ответила Ольга и вышла из вагона.
Рано покраснело небо над Читой. Заря взошла дымно-багровой и разлилась широкой рекой.
Лазо поднялся с койки и вышел на улицу. В лицо дохнуло прохладным утром. Листва на деревьях уже желтела, в воздухе несся горьковатый запах увядания.
Лазо вспомнил про донесение, полученное накануне вечером от Машкова. Командир бронепоезда и подрывная команда писали: «Умрем, но не пропустим противника по железной дороге», а в конце донесения приписка: «Благодарим за продукты и заботу. Команда бронепоезда «За власть Советов». Командующий знал, что от Волги до Забайкалья растянулась цепь вражеских войск, что во многих городах и селах пала советская власть.
«Гадалов торжествует сейчас в Красноярске, — думал Лазо. — Ады Лебедевой в живых нет. Погиб Таубе. Погибли Назарчук, Кларк, Игнашин. А сколько погибло коммунистов? Но те, кто остались, не сдадутся, значит, лучше уйти сейчас в тайгу, а оттуда делать вылазки, нападать на воинские эшелоны, пускать их под откос, не давать житья тем, кто намерен поработить нашу родину. Рано радуетесь, господин Гадалов!»
К поезду подъехал мелкой рысцой Безуглов. Увидев командующего, он спешился и направился к нему.
— Здравия желаю, товарищ главком!
— Здравствуй, Степан Агафонович! Зачем приехал? С новостью или просто так?
— Просто так, — повторил Безуглов слова Лазо. — Может, какое приказание будет?
— Нет, — коротко ответил командующий и внимательно посмотрел на озабоченное лицо командира сотни. — Что-то ты не весел?
— Верно, товарищ главком, веселого мало. Казаки гуторят, дескать, мы Даурию кровью освобождали, а Балябин ее опять отдал семеновцам.
— Неверно, Степан! Балябин оставил Даурию не по своей воле, ему приказала Центросибирь.