Голубиная падь считалась самым тихим и спокойным районом. Здесь жили мелкие чиновники, служащие банков, контор и почтового ведомства, рантье, скрывавшие свои доходы, состоятельные холостяки и старые девы. Сюда редко заглядывала контрразведка, считая Голубиную падь благонадежным местом.
Спустившись со склона, Лазо с Ольгой пошли по Некрасовской улице. В пади ветра не было. Путники устали и проголодались. Они искали на воротах полоски белой бумаги, на которых разными почерками владельцы обычно сообщали о сдаче комнаты. Сейчас Голубиную падь переполнили бежавшие из Советской России дворяне и купцы в надежде, что правитель Сибири Колчак, а то и атаман Семенов с американцами и японцами «прогонят» большевиков и «спасут Россию».
Лазо с Ольгой тщетно искали на воротах объявления. И вдруг промелькнула долгожданная бумажка. С трудом они прочитали полинявшие от ветра и мороза чернильные буквы: «Сдается комната». На стук вышел хозяин — старик-чиновник в обветшалой форменной фуражке.
— У вас сдается комната?
Чиновник прищурил глаза, словно примеряясь к новым жильцам, и равнодушно ответил:
— Да-с! А вы кто будете?
— Амурские железнодорожники, — ответил Лазо. — Только сейчас приехали в город.
— Плохо там? — участливо спросил чиновник.
— Второй месяц без работы. Может, здесь посчастливится.
— Дай вам бог счастья, — сказал хозяин и проводил Лазо и Ольгу в маленький приделок. Ольга заметила в углу теплившуюся плиту.
Выбирать нечего было, и они согласились, договорившись о плате. Хозяин затребовал паспорта, осмотрел их и, убедившись в подлинности, предложил:
— Ну что же, отдыхайте! Если хотите, возьмите в сарае ящик, он вам заменит пока стол.
Хозяин ушел. И вот наконец они одни. Положив на железную кровать тулупы вместо матраца, Ольга Андреевна развязала узел, достала две простыни, одеяло и разостлала постель. Молча они сидели перед плитой с открытой дверцей, грели озябшие руки, ожидая, когда задребезжит крышка на чайнике.
— Тепло, — вырвалось у Ольги. — Даже не верится.
Наступили сумерки. Из низкого окна комнатушки неба не было видно. Прошло несколько минут, и комната погрузилась в темноту.
Первым проснулся Лазо. Он сел на ящик, достал из чемоданчика блокнот и карандаш и написал коротенькое письмо:
«Дорогие друзья! Доехал до Владивостока хорошо и поселился на Некрасовской, 7, в доме чиновника Назарова. Я потерял адрес мастерской, в которой мог бы получить работу. Прошу вас сообщить мне адрес, ибо никаких знакомых у меня здесь нет и на работу устроиться трудно.
Ольга лежала, закинув руки за голову, и смотрела на Сергея. Перед глазами промелькнули события последних месяцев — скитания по тайге, зимовье Шкарубы, жандарм на Бородинском прииске и пьяный конторщик, тюрьма в Алексеевске, Гук и его дочка Леночка, преданный Агеев, верный друг Степан Безуглов. Через три дня канун Нового года… Что он сулит?
— Не спишь? — спросил, обернувшись, Сергей.
— Думаю, с чего начать сегодняшний день.
— Сначала зайди на почтамт и опусти мое письмо. Я запрашиваю у благовещенских товарищей местную явку. Потом зайди в какой-нибудь профсоюз и попробуй устроиться на работу.
Ольга шла по улицам города. Он казался колючим, чужим. Мимо проходили офицеры, чиновники, пролетали автомобили.
В профсоюзе печатников Ольгу встретили сухо и предложили «заглянуть через неделю», в профсоюзе водников ее приняли радушно, но ничего не предложили. Она вошла в библиотеку. За барьером сидела худая, миловидная девушка.
— Могу ли я записаться в вашу библиотеку? — спросила Ольга. — Я была в союзе, но работы для меня не нашлось, вот и зашла к вам попросить книгу.
— Паспорт с собой?
— Нет! Есть удостоверение Томского университета.
— Хватит и этого.
Девушка занесла Ольгу в список читателей и спросила, какую книгу ей дать.
— Сразу две, если можно: роман Чернышевского «Что делать?» и Гарина-Михайловского «Детство Темы».
Дома Лазо обрадовался книгам.
— Попытайся достать мне книгу Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции» и «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса. Я знаю, это почти невозможно, но вдруг повезет. Хочу вспомнить еще несколько книг, которые давно собирался прочесть, но не было времени.