Иным был Кларк. Он перенес много лишений, маялся на каторге, скитался по миру, но, вернувшись с первыми раскатами революции на родину, пошел за коммунистами.
— Милые и дорогие! — произнес громко Лазо, словно они стояли перед ним. — Как прекрасна земля, на которой выпадает счастье встречаться с такими людьми!
Домик Николая Онуфриевича Меркулова, или дяди Мити, как его обычно называли подпольщики, стоял на Первой Речке. Там собирались члены подпольного комитета партии. Сам Меркулов овдовел накануне империалистической войны, оставшись с двумя девочками — четырнадцати и шестнадцати лет. Девочки все знали и понимали, что происходит у них дома, и никогда не болтали ничего лишнего.
В условленный вечер Ольга привела Сергея Георгиевича к Меркулову. Сердце вздрогнуло у Лазо, когда он переступил порог комнаты, освещенной тусклой керосиновой лампой. На стульях, сундуке и двух кроватях сидели незнакомые люди, Ольга попрощалась, условившись прийти через три часа.
К Сергею подошел Батурин.
— Здравствуйте, Анатолий Анатольевич! Я вас познакомлю с нашими товарищами. Дядю Митю вы уже знаете, мы с ним приходили к вам. Вот товарищ Ершов. Вот Раев, вот это Мария Сахьянова, вот Зоя Станкевич, Воронин, Губельман, Сибирцев…
Лазо дружески здоровался со всеми. Когда Батурин произнес последнюю фамилию, Сергей схватил протянутую руку и крепко сжал ее.
— Всеволод? — спросил он приподнятым тоном.
Сибирцев любезно ответил:
— Нет, Игорь. А Всеволод — мой брат.
— Он учился в Петербургском технологическом институте?
— Да.
— Где же он?
— Увидитесь с ним в другой раз, сегодня его здесь не будет.
— Наконец-то мы встретимся, я ведь учился в том же институте. Еще шесть лет назад я мечтал с ним поговорить.
— Кто же вам помешал?
— Мне слишком поздно сказали о нем. Кинулся искать, а он в Сибирь уехал.
— Ну, а вы закончили институт? — спросил Сибирцев.
— Нет, меня призвали в юнкерскую школу.
— А кто-то приезжал из Читы и уверял, что командующий Даурским фронтом бывший генерал царской армии.
Лазо невольно рассмеялся.
…Собрание открыл Сибирцев. Присутствовавшие кратко информировали о проделанной работе и о настроениях в уездах.
— Вы выступите? — спросил Игорь.
— Нет.
— Тогда я скажу несколько слов. Товарищи! Сегодня газеты повторили сообщение о премии за голову Лазо. Я считаю, что бывший командующий фронтом должен немедленно покинуть город и перейти в наше зимовье.
— Далеко оно отсюда? — перебил Лазо.
— Тридцать верст.
— А как будет с женой? — спросил Лазо и смущенно добавил: — Она готовится стать матерью.
— Тогда ей придется остаться в городе, а связь с ней вы будете держать через нас.
В ту же ночь Сергей расстался с Ольгой. Они простились у дома Меркулова на морозном воздухе.
— Храни себя! — сказал он. — Помни, что ты теперь уже не одна. Товарищи помогут тебе.
Проваливается под ногой сырой, податливый снег. Под навесами домов в тени нетронутая зима, а на солнечной стороне звонкая капель и первые проталины. С каждым днем солнце поднимается все выше, небо голубеет, длиннее дни.
Прислушаешься — повсюду птичьи голоса. Неумолчно чирикают вездесущие воробьи. Прилетели синички. Тенькая, они готовятся встретить весну. Стрекочут над овражными кустами лесные сороки. Заглянула такая болтунья под кусты, а там — зайчишка. Покосившись на белобоких стрекотух, он плотно прижал острые уши, съежился в комок: летите, дескать, своей дорогой, не болтайте, где заячья лежка.
Трепещет легкая рябь на освободившейся ото льда полынье в Сучане. Над узкой рекой старая ива свесила поникшие оголенные ветви.
К кромке льда придвинулась бочком ворона и уставилась на воду. Потом ткнула клювом, тряхнула головкой и каркнула во все горло, и на вороний крик слетела с ивы на водопой целая стая пернатых.
У верховьев Сучана притулилось таежное село Сергеевка. В ранний час в доме у Андрея Коробкова собрались люди. Андрею за пятьдесят, нос у него орлиный, глаза большие, навыкате, руки громадные, голос хриплый от чрезмерного курения.
— В одной нашей Сергеевке, поди, осело четыреста сучанских горняков. К себе не воротятся — там им один конец: петля.
— Крестьянских парней много, — вставил Пафнутий Симонов, ровесник Коробкова.
— Знаю, — продолжал Андрей. — Мужики, я тут другой разговор поведу. Генерал Смирнов прошел по Цимухинской долине до самого Сучана — все порушил.
— Там Шевченко действует, — снова перебил Симонов.