После Чумакова слово взял Лазо. В лицо его знали не многие, но среди делегатов не было ни одного, кто бы не читал в газетах о том, что его голова оценена японцами в большие деньги. Это невольно заставило всех выслушать его со вниманием. Уже с первых минут Лазо, бросив упрек Чумакову, перешел в наступление на маловеров и до конца своей речи держал в напряжении весь зал.
— Где и когда боялись большевики трудностей? Не напоминает ли нам товарищ Чумаков тех, кто накануне Октябрьского переворота отговаривал Ленина от решительного шага? Мне сказали, что Чумаков уже много лет в партии. Тем более удивительно, что он мало знает в военном деле. Вот мы создавали, например, Забайкальский фронт в трудных условиях. Мы не имели в своих рядах основного ядра — рабочих. На помощь нам пришли другие города. Против нас действовал сильный враг, атаман Семенов, получавший помощь от японцев. В его войсках служили хунхузы, богатое казачество, отъявленные головорезы, но это не помешало нам дважды разгромить Семенова. Три батальона на Прибайкальском фронте сдерживали чехословацких мятежников на подступах к Чите две недели.
Лазо посмотрел на притихших товарищей и продолжал:
— В наших победах на Забайкальском и Прибайкальском фронтах была не случайность, а закономерность. Если человек знает, за что он борется и во имя чего, то его сила в десять раз мощнее, чем у противника. Такой человек перенесет все тяжести походов, будет смелым в бою и победит.
Раздались аплодисменты, но Чумаков не унимался:
— Попробуйте заставить Шевченко так воевать.
Лазо улыбнулся и ответил:
— Товарищ Чумаков, не так страшен черт, как его малюют. Я Шевченко не знаю, но не сомневаюсь, что и его можно прибрать к рукам, заставить подчиниться. В Чите действовали анархисты Пережогин и Лавров, попросту говоря, уголовники и воры. Честные люди из их отряда перешли к нам и хорошо дрались на фронте, а хулиганье разбежалось при первом натиске врага. Сам Пережогин обокрал банк и скрылся. Какой же отсюда вывод? Надо тщательно ознакомиться со всем отрядом, поговорить с самим Шевченко и уж тогда решать, какие меры нужны для оздоровления отряда.
— Шевченко никого не признает, — крикнул Чумаков, — он считает себя чуть ли не командующим.
— Сейчас речь не о Шевченко. Мы решаем вопрос: подготовлены ли мы к объединению всех партизанских сил в мощный кулак? Можем ли мы оказать серьезное сопротивление интервентам и белогвардейцам? Я отвечаю: можем и должны! По нашей земле американцы, японцы, канадцы разгуливают, как у себя дома. Приморье горит. Больше терпеть нельзя. А товарищу Чумакову надо сказать прямо: если вы слабы и боитесь вступить в борьбу с врагом, то не мешайте другим.
Партийная конференция решила объединить все партизанские силы и рекомендовала Лазо командующим всеми отрядами.
Миша Попов отличался от своих сверстников острым умом, приятной внешностью и сильным характером. Он был одним из первых комсомольцев в Забайкалье, гордился этим и готовил себя в коммунисты. В детстве один политический ссыльный рассказал Мише о том, как тяжела и беспросветна жизнь крестьянина, как над рабочими издеваются фабриканты и заводчики, и мальчик дал себе клятву бороться за лучшую жизнь. Однажды он пришел к ссыльному и застал его мертвым. Он побежал к его друзьям и со слезами на глазах рассказал, что дядя Ваня умер. Как оказалось, дядя Ваня, потеряв веру в свое освобождение, вскрыл себе вены, оставив своим друзьям письмо, в котором просил их не рассказывать Мише истинную причину. Но один из товарищей дяди Вани зло сплюнул и сказал: «Таким не место в рядах революционеров. Бороться надо до последнего вздоха». Уже после революции Миша понял ошибку дяди Вани, и, хотя ему было жаль этого человека, он не оправдывал его слабовольного поступка.
С первой же встречи с Поповым Лазо почувствовал в юноше волевого, бескорыстного, пытливого и способного человека.
— На досуге больше читай, — говорил ему Сергей Георгиевич. — Вечно воевать не будем. Освободим Сибирь и Приморье от интервентов, пойдешь в институт.
Сергей Георгиевич, убедившись в аккуратности Миши, со спокойной душой доверял ему любое поручение, но был неумолим в своих требованиях, и это заставляло Попова быть всегда начеку.
Лазо с Поповым отправились верхом в Цимухинский отряд. Въехав в село, они повстречали на околице бойцов, разгуливавших на улице. Никто не остановил их, никто не поинтересовался, зачем они приехали, и только у колодца, над которым высился высокий журавль, показался молодой, развязный партизан.