— Что вам нужно? — ласково спросила она.
— Дайте почитать газетку, — попросил он, и Ольга по голосу еще раз убедилась в том, что это Сергей. Но с каким трудом он говорил! «Не рассказать ли хозяйке, кто этот «колчак»? — подумала она. — Ведь он обессилел, просто болен, и ему надо сейчас же помочь». Но внутренняя сдержанность, воспитанная в ней с первых дней пребывания в партии, заставила Ольгу Андреевну взять себя в руки и подавить возникшее волнение. Она ушла в комнату и вынесла газету.
Лазо с грустным видом взял газету, развернул, и вдруг из нее выпала фотография Адочки. На глазах у Лазо блеснули слезы, он быстро поднял фотографию и завернул в газету.
— Быть может, вы голодны? — спросила Ольга.
— Спасибо, кушать не хочу, а вот от кружки воды не откажусь.
Меланья Сидоровна проворно сняла с полки чашку и зачерпнула ею в ведре воду, но Ольга Андреевна перехватила у нее чашку и сама поднесла Сергею. Он с жадностью пил, и капли воды текли по бороде. Напившись, он поставил чашку на стол и сказал:
— Спасибо! Пора идти!
Ольга Андреевна настолько привыкла к тому, что Сергей грассировал, что ей это даже нравилось, и сейчас, когда он произнес: «пора идти», она готова была броситься к нему на грудь и зарыдать. Ей хотелось показать ему их дочку, которую он не видел со дня рождения, но сдержанность подпольщицы заставила ее отказаться от этого шага. Чуткому Лазо передались переживания жены, и он, повернувшись к двери, направился к выходу, но твердо решил, что должен сегодня же еще раз повидать Ольгу.
Когда дверь за ним закрылась, Ольга ушла в комнату и легла на постель. Дождавшись прихода с кухни Меланьи Сидоровны, она снова встала, накинула на плечи платок и вышла на улицу. Небо было усеяно желтыми звездами. Вокруг — темнота. Ольга отошла от дома. Ветер трепал ее волосы. Ей хотелось тихонько позвать: «Сережа, Сережа дорогой», и она была почему-то уверена, что ветер донесет до него ее слова. И вдруг невдалеке, там, где на деревенской улице стояла старая липа, вспыхнул огонек и тотчас погас. Ольга смело направилась к дереву. Подойдя к липе, она увидела, как Сергей, сидя под деревом, пытается зажечь спичку, чтобы разглядеть фотографию, но безуспешно — ветер гасил огонь.
— Оленька! — вскрикнул он и с трудом поднялся с земли.
Они долго стояли обнявшись и молчали, понимая друг друга без слов. Наконец Ольга спросила:
— Разглядел?
— Она такая маленькая, что трудно разобрать, но мне кажется, что Адочка похожа на меня.
— Ты прав.
— Почему ты не живешь в школе?
— Только вчера закончили уборку, завтра я перееду. Куда ты сейчас идешь? Может быть, ты переночуешь на кухне?
— Будь спокойна, Оленька, ночевать я буду в тайге. Я ведь стал настоящим таежником, даже топорик всегда со мной. А к тебе я приду послезавтра в школу. Иди, родная, домой…
Сергей простился и исчез в темноте.
Казимир Станиславович Сенкевич принадлежал к числу тех обрусевших поляков, для которых не существовал «польский вопрос». «Надо свергнуть царское правительство, — говорил он, — и тогда поляки, наравне с русскими, получат свободу». До войны он жил во Владивостоке, и его хорошо знали первореченские железнодорожники, рабочие Эгершельда и мельниц, где его считали желанным гостем, ибо слыл бессребреником и был беден, как и его пациенты. Доктор Сенкевич не искал популярности, она сама пришла. Когда в Приморье началась революция, Сенкевич возглавил отдел здравоохранения, а с переходом коммунистов на нелегальное положение ушел с сучанскими партизанами в сопки.
Лазо впервые встретил Сенкевича в отряде Глазкова. Доктор сидел в избе, в которой он устроил медицинский пункт, и выслушивал раздетого до пояса бойца. Боец кашлял, дышал и делал все то, что обычно требует врач от больного. Закончив осмотр, Сенкевич стал записывать что-то в тетрадь и тут же сказал:
— Одевайся, Синцов! — и, повернув голову в сторону вошедшего человека, предложил: — А ты раздевайся!
Лазо стоял молча.
— Тебе, голубчик, отдельное приглашение? — доброжелательно спросил Сенкевич. — Или стыдно раздеться?
— Я здоров, доктор!
Казимир Станиславович с любопытством посмотрел на Лазо.
— Зачем пришел?
— Посмотреть.
— Доктором хочешь стать? Ты где учился до войны? Поди-ка сюда поближе! — предложил Сенкевич. — Голубчик, да ведь у тебя под глазами все опухло. Почки болят? Ты какой роты?