— Ошибаетесь.
— Тогда я напомню вам вторую. Вы преследовали меня от гостиницы «Версаль» до Ботанической улицы и пытались арестовать. Если вы позабыли мой удар в живот, то я могу повторить его.
Арестованный вздрогнул и съежился, словно испугавшись того, что последует удар.
— Казимир Станиславович, — воскликнул Лазо, — разве это не рефлекс? Этот тип прячет живот, он боится удара, ибо испытал его уже один раз. — И снова обратился к арестованному: — Как ваша настоящая фамилия?
— Лопатин.
— Врете! — крикнул Лазо и подошел вплотную к арестованному.
Сенкевич и санитары, связавшие лазутчика, безмолвно стояли. Наконец Сенкевич взволнованно произнес:
— Сергей Георгиевич, я врач, но прежде всего я партизан. Позвольте мне уничтожить этого негодяя.
— Зачем же? — спокойно ответил Лазо. — Мы сохраним ему жизнь, если он нам скажет, где тот Ерема, который навел его на след лазарета.
— Так я и поверю вам, — неожиданно отозвался лазутчик.
— Вы нам вреда еще не успели нанести, а тот, Ерема, змея подколодная. Как видите, капитан, бороться с партизанами очень трудно и опасно. Уж лучше смиритесь и сознайтесь во всем.
Лазутчик молчал, но в этом молчании было признание.
— Уведите его и тщательно обыщите, — приказал Лазо.
Наутро Сенкевич, дождавшись, когда проснулся командующий, поспешно доложил:
— Мы нашли у капитана в кармашке от часов цианистый калий.
— Он выдал Ерему? — перебил Лазо.
— Я уже послал двух человек в деревню, где, по словам капитана, его дожидается Ерема в доме у кулака Богоявленского.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В ноябре похолодало. С моря дул штормовой ветер, сбивая с ног прохожих. В такие дни тяжело долго оставаться на улице: люди кашляют, задыхаются.
В ресторане «Версаль» полно офицеров.
Их гонит сюда холод на улице, в казармах и домах. В ресторане тепло, по залу плывет сладкий табачный дым; запахи от блюд, которые приносят с кухни официанты, щекочут посетителям ноздри. Сколько еще соблазна в этом потускневшем за год зале. Правда, скатерти теперь не всегда свежи и накрахмалены, на многих несмываемые пятна от вин и соусов. Как хорошо иметь спутника с иностранной валютой! Даже в русском ресторане отказываются принимать колчаковские деньги. Другое дело доллары или иены. Даром, понятно, никто не станет платить, иностранцу нужно оказать услугу, и притом немаловажную: украсть какой-нибудь документ, выведать тайну. А иностранцы, как назло, перестали интересоваться жизнью нелегальных организаций, большевиками, профсоюзами.
В углу за небольшим столиком одиноко сидит капитан Лимонов. «Хорошо бы пропустить несколько рюмок шустовского коньяка, закусить шпротами в прованском масле или, на худой конец, съесть черствый лангет». Лимонов хмурит брови, жадно ловя взгляды посетителей, но напрасно — им никто не интересуется.
Три часа дня. Капитану пора на свидание с полковником Катамуро, но он не спешит. «На кой черт я к нему пойду? — думает он. — Денег полковник не дает, только кормит обещаниями. Не того патрона я себе подыскал. Боже, какая смертельная тоска!»
И вдруг капитан увидел того, о ком он думал не раз, но боялся зайти к нему и поговорить запросто.
В зал вошел Моррисон.
«Рискну», — решил Лимонов.
Лавируя между столиками, капитан нагнал американца, раньше чем тот успел сесть, и, задрав голову, — Моррисон был выше капитана на две головы — сказал:
— Извините, господин Моррисон, по-моему, вы надеетесь здесь встретить капитана Корнеева? Я могу вам дать о нем исчерпывающую информацию.
Американец усмехнулся.
— Разрешите вас пригласить к моему столу. Вот в том углу! — показал жестом капитан.
Они сидели друг против друга и молчали: Моррисон ждал, что у капитана вот-вот развяжется язык, а капитан, желая показать себя в выгодном свете, не спешил со своей «информацией». Наконец американец не выдержал и спросил:
— Вы знакомы с господином Корнеевым?
— Да!
— Давно его видели?
— На другой день после вашего последнего с ним свидания.
— Вы даже знаете о наших свиданиях?
Капитан решил, что настало время раскрыть карты.
— Видите ли, господин Моррисон, вы связались с человеком, у которого ума хватает только на час.
Моррисон снова улыбнулся и спросил:
— Как ваша фамилия?
— Лимонов.
— Где же теперь господин Корнеев?
— Я бы не желал там быть… Думаю, что он ушел к праотцам.