Шаман, почувствовав боль, ещё больше ускоряется. Тыкая в меня своим ножиком с удвоенной скоростью, заодно пытаясь схватить шустрого мальчугана за густые волосы. Я же, только и успеваю что уклоняться, отпрыгивать и приседать, всё время отмахиваясь от его длинных лап, практически не огрызаясь в ответ. Но всё же пропускаю едва заметный удар. И не просто удар, а смертельный тычок прямо в глаз…
И каково же было моё изумление, когда его полусгнивший ножик, так и не смог проткнуть мой детский, широко открытый глаз! Опомнившись и осознав свою неуязвимость перед его холодным оружием, я тут же попёр вперёд, не обращая внимания на удары гнилой сталью и безрезультатные попытки меня схватить, ещё больше усугубляющее его, и так незавидное положение…
У шамана проткнут живот, три раны в левой ноге и одна на правой. Полностью порезана ладонь, и самое главное, я прошёлся по его противной роже. Как я умудрился туда достать, не спрашивайте, не помню совершенно. Но глубокий, косой шрам, даёт возможность прекрасно рассмотреть его гнилые, верхние зубы.
— Стой! Погоди! — упав на одно колено, взмолился мужик.
— Чего, ждать-то? — не понял я. — Ты, тварь, убил моего младшего брата!
— Ты не понимаешь! Или не помнишь… Но послушай меня! Я никого не убил. Они и так все были мертвы. В этой реке, живых не бывает…
— Что значит, не бывает? — не понял я. Как это? Я же, живой! И ты вроде, пока тоже. Но это не надолго… И как ты с юрты-то этой горящей, выбраться умудрился, ума не приложу… — и я снова замахнулся на него своим ножом.
— Я тебе покажу! — умоляюще поднял руки к верху, истекающий кровью мужик. — У тебя должен быть медальон с ветвистой кроной. Ведь правда?
— И что? — не понял я. — Причём тут это?
— Возьми! — протянул он маленькую горошину. — Вставь это в него!
— Это ещё зачем? — вонючке я совершенно не доверял.
— Увидишь! — загадочно произнёс, он. Но заметив мою нерешительность, тут же нашёл нужные слова. — Комар, ты выбраться отсюда хочешь? Живым! — окончательно заинтересовал меня шаман. — Тогда, делай что говорю!
— Не нужна мне твоя мулька… Есть у меня, своя… — проворчал я, опустив ножик.
— Как своя? Откуда? — чуть ли не орал на меня мужик, ничего не понимая.
— От верблюда! — я достал из кармана завёрнутую в несколько слоёв грязной ветоши, маленькую, еле заметную горошину. И тут же поместил её в медальон. Четыре расходящиеся в разные стороны ветки, тут же наполнились жаждущим душ, огнём. В меня полетели парившие под потолком, искрящееся сущности. Две ветки насытившись, сменили цвет с красного на голубой, а на самой жемчужине, зажегся еле заметный символ.
— Вот видишь! Я тебя не обманул! — он улыбнулся, страшно сияя распоротой щекой. — А теперь, сними его и дай мне! А сам возьми мой жертвенный клинок и лиши себя жизни! Я почему-то, не могу пробить твою защиту…
— Это ещё зачем?! — не понял я, совсем уж странных требований.
— У меня нет души! И я смогу незаметно пробраться по тайному проходу и вернуть ваши с братом души, в ваши же тела! А за своей бессмертной душой, я потом вернусь. Тело-то моё, сгорело! И у меня один путь, в царство Тенгри… — он обречённо опустил голову. Но затем пристально посмотрел в мои глаза. — Давай Комар, режь уже! Вот увидишь! Не успеешь и глазом моргнуть, как окажешься в том же самом месте где и был! В своём мелком, сопливом теле.
— А ты не обманешь? — выдержал я его пронзительный взгляд сквозь меня.
— Клянусь всеми своими жёнами! — поднял руки вверх, шаман.
— Ладно. Но что бы всё по честному. Иначе… — всё ещё колебался я, прекрасно понимая, кто предо мной.
— Да, знаю я! Засунешь мой вонючий язык мне в глотку! Давай уже! А то я окочурюсь, и ты навсегда застрянешь в царстве Тенгри! — и он, как-то переменившись в лице, посмотрел своим завораживающим взглядом мне прямо в душу…
Я подошёл к еле живому мужику и сняв свой мерцающий красно-голубым светом медальон, сунул в протянутую, трясущуюся от нетерпения, окровавленную ладонь. А моя рука сама потянулась за его кривым ножиком…
***
Но не успел я лишить себя жизни, как дико пищащая у стены белка, тут же поставила детские мозги на место. И вместо того что бы перерезать себе горло, я махнул по сжавшей амулет и дрожащей от предвкушения руке, коварного шамана. Выроненный из окровавленной ладони амулет упал на каменный пол, а вылетевшая от удара об твёрдую поверхность чёрная жемчужина, ярко вспыхнувшей молнией и последовавшей за ней, мощной ударной волной, сбила меня с ног, а бросившегося было на меня шамана, отбросила в бездонную пропасть.