— Эй, ты чего?! — вскочил Мерзы, смахнув с себя брызнувшую от падения мяса, юшку. — Совсем сдурел? Кипяток же!
— А нечего без приглашения господина, лапы в еду запускать! — вызверился на вооружённого острым ножом, нахмурившийся Игды. — А вы чего смотрите? — обвёл он присутствующих своим строгим взглядом. — Вы что, не поняли ещё? Мерзы вам, — больше никто! Комар, — теперь ваш господин! Встаньте и подождите приглашения. Ну же! Вставайте, вставайте! — народ нехотя посмотрел на меня. И тяжело вздохнув, всё же поднялся, язвительно улыбаясь малолетнему сопляку, перед которым они вынуждены были вести себя так, словно он их десятник. Искоса поглядывая то на меня с одноглазой белкой, то на бывшего, так и не поднявшегося командира, с нетерпением ожидавшего что же будет дальше.
— Хозяин… — подошёл ко мне Игды, и нагнулся шепча на ухо. — Пригласи своих людей откушать, что послало небо. Но будь помягче. Целый день народ не жравши. И сам с ними присаживайся. Первое впечатление, оно самое верное! Но будь одновременно и пожёстче. Они по другому не понимают. Если дашь слабину, на шею сядут. Уважать, совсем перестанут…
— Так, пожёстче, или помягче? — Не понял я.
— Будь как вода! Где надо, обойди острые камни, а где не доходит, смой со своего пути волной праведного гнева…
— Ладно, философ… — процедил я в ответ. — Разберёмся как-нибудь…
— Комар! Ну рожай уже! Разрешение-то своё! С утра не ели! — не выдержал привыкший здесь командовать Мерзы. — А то мы с голоду и белку твою недобитую сожрём. Несмотря на явное уродство!
— Вместе с тобой! — пошутил кто-то из воинов, и все дружно поддержали его задорным хохотом.
Я понял что втолковывать хоть что-то, этим, вдруг не на шутку разошедшимся и наперебой рассказывающим друг другу подросткам, каким образом они меня сейчас есть будут, а уродливой белкой кумыс закусывать, было совершенно бесполезное занятие. И глядя как Игды понапрасну тратя силы, пытался окриками и деревянным половником утихомирить буйных бузотёров, я подошёл к единственному здесь, адекватному человеку. Закончивший со своей лошадью воин, осуждающе шатал головой, глядя в сторону во всю веселящихся юнцов, совсем видимо позабывших, зачем они здесь, вообще собрались. Увидав меня, немного поклонился, а затем присел и посмотрел в детские глаза.
— Господин, прошу. Не гневайтесь на этих обормотов. Они парни не плохие. Просто не было у них пока что, настоящего командира…
— А у тебя, был? — спросил я, пытаясь прочитать в тяжёлом взгляде, явно бывалого воина, хоть какие-то мысли. — Командир, за которого и жизни не жалко?
— Я, — простой воин. — на мгновение удивившись вопросу, развёл руки мужик. — К нему он, его отцом в десяток приставленный… — Кивнул он в направлении Мерзы.
— В наказание, наверное? — пошутил я. Но попал видимо, в точку. — Неужели тебе лютая смерть грозила, раз ты на это согласился? — еще больше удивился я тому, как удивился мужик, оторопело на меня вылупившись. — Как тебя звать?
— Все зовут меня, Шрам. Настоящее имя под страхом смерти, приказано забыть. И за что забыть, тоже не вспоминать.
— Ладно, Шрам. Давай, присаживайся уже за стол. И обормотов этих, усаживай. А то они от голода, кроме меня с белкой, ещё и Игды вместе с казаном слопают. А Игды, и вправду хороший слуга, жалко такого терять…
— Благодарствую господин. — поклонился мне Шрам. — Я слыхал, что Вы не по годам, мудрый человек… Надеюсь, и меня дурака, хоть чему-нибудь путному, да научите… А то жизнь ничему хорошему, так и не научила… — тяжело вздохнул он. — А ну! — рявкнул на присутствующих, уже чуть ли не дерущихся между собой юнцов, грозно мужик. — Быстро поклонились господину, милостиво пригласившему нас отобедать за своим столом!
— Шрам, а ты что это, к Комару как и Игды, переметнутся удумал? — перестав дурачится, Мерзы грозно уставился на старого воина. — Я тебя за стол приглашал, а ты не захотел. Так что теперь будешь спать голодным! С сухим хурутом за щекой… — улыбнулся Мерзы. — Или ты забыл, кто твой господин? И как ты перед отцом обещал до самой смерти, служить его сыну-арабану?
— Не забыл я… — взглянув в наглые глаза Мерзы, ответил Шрам. — Но я также не забыл, что клялся служить моему арабану. А ты, — уже не мой арабан! А приглядывать за тобой, я и так могу. Даже сейчас. Смотрю на тебя и думаю. Сколько ты над этими пацанами издевался… Сколько им кровушки попил… А ведь он, уже не ваш господин! — обратился он к юношам. — И даже не мой… Может, заклеймим позором этого недостойного звания воина, мерзкого слизняка? И выгоним из десятка, пока он и нам в спину стрелу не пустил или нож не всунул. Как давеча в нашего нового господина, испугавшись честного поединка? — юнцы перестав дурачится, тут же переглянулись.