— Только не вздумай вылезать. Догадываешься и молчи. А то себе дороже будет. Найдутся догадливые вроде тебя.
— Разве я похож на сумасшедшего? Это я для разрядки повозмущался. Но и ты на свою плюнь. Лучше лишний раз в телефон-автомат сбегай, а на рожон не лезь.
— Да пусть хоть целый день по телефону болтает. Что мне — больше всех надо!
РАДУГА
Утром, когда я привел свою пятилетнюю Катю в детский сад, воспитательница Татьяна Сергеевна сказала мне:
— Папочка, вы у нас еще не охвачены весенними работами. Завтра вечером будете красить радугу.
Радуга — это такая металлическая лестница-стремянка, изогнутая дугой. Назавтра мне вручили кисточки и три старых горшка с красной, — синей и желтой краской.
Взобравшись на радугу, я посочувствовал бедным детишкам, которым приходится каждый день карабкаться на этакую верхотуру. Сейчас они толклись у радуги и с любопытством наблюдали за мной.
— Дядя Леша, а мы залезаем на радугу без горшков, — сообщил мне некто Вова Петрюк.
— Ребята, не отвлекайте меня, — взмолился я. — Я могу расплескать краску или вообще свалиться вниз. Видите, держаться нечем.
Кое-как устроившись на самом верху, я покрасил ступеньки. Сначала с одной стороны от себя, потом с другой.
— Вы там с ночевкой? — поинтересовался Петрюк.
— Не говори, братец, глупостей, — любуясь своей работой, сказал я. — На радугах не спят.
— Некоторые спят, — безучастно сказал Петрюк. — Когда слезть не могут.
Тут только до меня дошло, что, покрасив ступеньки вокруг себя, я отрезал дорогу вниз. Спрыгнуть с радуги мешал горшок с краской, а Татьяну Сергеевну, которая могла бы взять у меня горшок, вызвала заведующая.
— Почему ж ты, Петрюк, раньше молчал! — возмутился я. — Нет, чтобы вовремя подсказать! Видишь, что человек ошибается, поправь его, не жди, пока он попадет в беду!
Минут через пять я потерял всякий интерес к происходящему внизу — все мое внимание было сосредоточено на том, как бы не свалиться вниз.
В моем распоряжении была только верхняя перекладина — на ней я и примостился, как петух на насесте.
Ныло плечо, которым я привалился к перилам, от горшка затекла рука.
Пока я сидел на насесте, Вова Петрюк не терял времени даром. Во-первых, он произвел опрос у коллег по группе, выявив недовольных цветом своих курток. Таких оказалось пять человек. Всем им Петрюк покрасил куртки красной и синей краской, воспользовавшись содержимым горшков, которые я оставил внизу.
Во-вторых, Петрюк покрасил мяч и запустил им в меня. Отбив мяч, я покачнулся и с трудом удержал равновесие, выплеснув часть краски из горшка себе на шляпу.
Моя собственная дочь делала вид, что абсолютно незнакома со мной. То ли из солидарности с коллективом, то ли стыдясь отца, который перед этим коллективом опозорился.
— Девочка! — обратился я к ней официально, чтобы не подчеркивать нашего родства. — Не могла бы ты позвать Татьяну Сергеевну.
Катерина сходила за воспитательницей. Я сунул ей горшок и спрыгнул с радуги.
— Чем я вам могу еще помочь? — спросила Татьяна Сергеевна.
— Уберите Петрюка, — мрачно сказал я, изучая желтое пятно на своей шляпе. — Иначе при детсаде придется открывать филиал химчистки.
— Петрюк! — позвала Татьяна Сергеевна. — Девочки, где Петрюк?
— Он пошел на кухню, — пояснили девочки. — И краску взял, чтобы компот подкрасить.
МУЖЧИНА, КОТОРОГО МЫ ИМЕЕМ В ВИДУ
Один мужчина любил поговорить о нравственных нормах. Он о них знал понаслышке, о нравственных нормах, и они ему представлялись такими же доступными, легко достижимыми, как, например, нормы ГТО. Прыгнул в высоту, поразмял конечности — и ты уже в дамках.
А быть в дамках — это для мужчины, которого мы имеем в виду, нормальное состояние. Когда ты в дамках, поучать всех прочих одно удовольствие. Люди, зависящие от тебя по службе, даже если ты несешь ахинею, делают деликатный вид. Но это те, кому известно, что ты в дамках. А кому неизвестно, те, конечно, делают другой вид. Неделикатный.
Вот однажды в трамвае у него спрашивают:
— Мужчина, вы сойдете?
А он вместо простейшего ответа произносит две глубокомысленные фразы обличительного характера. В адрес девушки, от которой исходил простейший вопрос. Эта девушка была одета по последней моде и тем самым нарушала нравственные нормы. То есть те нормы, о которых наш мужчина думал, что они нравственные.
За девушку вступился чуть ли не весь трамвай. Прошли те времена, когда наша публика глазела на каждую модную девушку, как на инопланетянку. Мало их попадалось, чем и было вызвано любопытство. Сейчас, что ни девушка, то модная. И публика, присмотревшись к модным девушкам, потеряла к ним всякий интерес. Поэтому поучения мужчины, которого мы имеем в виду, опоздавшие, как минимум, лет на пятнадцать, отдавали занудством и косностью. А наиболее передовые граждане из трамвая вообще расценили его брюзжание как хулиганство, менее передовые не порывались вызвать милицию, но неделикатно игнорировали его. Намекая, что он пустое место.
А он — дамка. С удвоенной энергией стал мужчина-дамка рассуждать о нравственных нормах, прибыв в родной коллектив. Причем старался не отрываться от местной конкретики.
— Куда же мы идем, граждане! — восклицал он. — Где, я спрашиваю, былой трепет перед руководящими кадрами? Как может рядовая машинистка сидеть в присутствии заведующего отделом? Неважно, что они учились в одном классе. Не исключено, что с ним учились и кочегары нынешние и разнорабочие — им тоже прикажете с начальством за панибрата?
Или такой разговор заведет:
— Вчера кто-то видел, как Сигулдаев посадил в свои «Жигули» Таню из планового отдела. А, между прочим, у него двое детей. Правильно говорят: седина в бороду, бес в ребро. Прикрывается тем, что Таня на одной улице с ним живет. Дескать, почему и не подбросить, раз соседи. Только кто ж ему поверит, старому развратнику!
Однажды на одного из перспективных сотрудников поступила анонимная жалоба. Неизвестный доброжелатель обвинял его в том, что он бросил пятнадцать детей от разных женщин. И даже указал два адреса, где якобы проживают брошенные детки. И хотя всем было известно, что объект анонимных нападок был примерным семьянином, мужчина, которого мы имеем в виду, настоял на проверке. Как выяснилось, по указанным в анонимке адресам брошенные дети не значились. Неброшенные к нашему сотруднику никакого отношения не имели.
— Нет дыма без огня, — упорствовал мужчина, которого мы имеем в виду. — Зря не напишут. Значит, что-то было. На меня же не пишут. Так что советую присмотреться к товарищу. Что-то здесь не так.
Вот каким несгибаемым блюстителем нравственности был мужчина, которого мы имеем в виду. А имеем мы в виду одного мужчину, который по воле не самого счастливого случая выбился в какие-никакие руководители и решил, что ему вместе с должностью отпущены мудрые мысли.
Но его мудрые мысли носили специфический характер, к работе отношения не имели, поэтому работу он завалил.
Уволили его за безделье. Насаждая нравственные нормы, он даже не подозревал, что сам грубо попирает их. Что может быть безнравственнее безделья?!
ЖИВ КУРИЛКА!
Крайне важные сведения просочились недавно в нашу печать. Трудно представить себе, как бы мы жили дальше, если бы некоторые периодические издания не познакомили нас с двойняшками Биллом и Беном. Без них дальнейшее существование читателя представляется нам унылым и однообразным.
Итак, Билл и Бен…
На фото между двойняшками их жены, которые пытаются обхватить своих суженых за талию. Но где там — окружность талии у близнецов два метра! Просто не укладывается в голове.