Форсуассон покачал головой, слегка сдвинув маску. Ему пришлось потереться лицом о перила, чтобы поставить ее на место. Через некоторое время он тихо позвал:
– Форкосиган?
По его жалкому тону Майлз подумал, что малый наконец собрался с духом рассказать все до конца.
– Да? – поощрительно проговорил он.
– У меня почти кончился кислород.
– Вы что, не проверили?..
В пульсирующем мозгу Майлза вспыхнула картинка: вот Форсуассон хватает свой респиратор из ящика в кабинете и натягивает его. Нет. Он его не проверил. При обычных условиях полностью заряженный респиратор рассчитан на двенадцать – четырнадцать часов активной работы. Маска Майлза предположительно взята со склада, где в обязанности техников входит проверка и дозарядка использованных респираторов перед тем, как снова пустить их в ход. «Не забудь заправить свой респиратор», – сказала Форсуассону жена, а он ее грубо оборвал. Может, Форсуассону свойственно бросать свою экипировку как попало? У него в конторе госпожа Форсуассон не может присматривать за ним так же хорошо, как она это наверняка делает дома.
Когда-то Майлз мог запросто сломать свои хрупкие кости и вытащить руку из оков, пока она не начнет распухать. Как-то раз он проделал этот фортель, по одному весьма достопамятному случаю. Но теперь все кости у него искусственные, и их сломать куда сложнее, чем даже обычные здоровые кости. Единственное, чего он добьется, это просто в кровь изранит руки.
Запястья Форсуассона тоже начали кровоточить, когда он снова стал отчаянно пытаться сломать оковы.
– Не дергайтесь, Форсуассон! – рявкнул Майлз. – Берегите кислород. Скоро сюда кто-то придет. Сидите тихо, дышите медленней и реже. – Почему этот идиот не сказал ему об этом раньше? Или хотя бы не сказал Фоскол. Или Фоскол на это и рассчитывала? Может, она обрекла их обоих на смерть, одного за другим?.. Сколько времени пройдет, прежде чем пожалует обещанная помощь? Дня два? Убийство Имперского Аудитора в процессе следствия считается тяжелейшим государственным преступлением, даже хуже, чем убийство правящего графа, и лишь немногим уступает убийству самого императора. Это стопроцентная гарантия, что все силы Имперской службы безопасности обрушатся на казнокрадов, невзирая на расстояние и дипломатические барьеры. И будут преследовать их десятилетиями, если нужно. Пока не найдут. Это либо чистое самоубийство, либо фантастическая наглость. – Сколько у вас осталось?
Форсуассон прижал подбородок и попытался рассмотреть датчик на баллоне под курткой.
– О Боже! По-моему, он на нуле!
– У этих штук всегда есть аварийный запас. Сиди спокойно, парень! Попытайся взять себя в руки!
Но Форсуассон вместо этого начал рваться еще сильней. Со всей своей немалой силой он раскачивался взад-вперед, пытаясь сломать перила. По его запястьям ручьем текла кровь, перила гнулись и скрипели, но не ломались. Тогда он подтянул колени и, оттолкнувшись, рухнул с дорожки вниз, стараясь своей массой оборвать наручники. Но наручники выдержали, а вот Форсуассон не смог уже подтянуть ноги и вылезти на дорожку. Подошвы сапог беспомощно заскребли по стене. Судорожный кашель привел к тому, что его таки вырвало в маску респиратора. Когда маска наконец при последних судорогах сползла ему на шею, это показалось едва ли не милостью, если бы при этом не открылось его искаженное багровое лицо. Но крики и мольбы прекратились, а затем затихли и всхлипы и клекот. Бьющиеся ноги дернулись в последний раз и обмякли.
Майлз был прав. У Форсуассона кислорода хватило бы еще минут на двадцать – тридцать, сиди он спокойно. Майлз сидел не шевелясь, дышал очень размеренно и трясся от холода. Он смутно помнил, что когда дрожишь, то изводишь больше кислорода, но ничего не мог поделать. Гробовая тишина нарушалась лишь шелестом фильтров и респиратора да пульсирующей кровью в ушах. Майлз повидал немало смертей, включая и свою собственную, но вот эта была, без сомнения, самой страшной. Дрожь сотрясала его тело, а мысли замерли. Они ушли настолько глубоко, что даже баррель суперпентотала вряд ли бы на него сейчас подействовал.