— Двигаем помалу, — дал команду танковый комбат, заняв своё место в головной машине.
Советские «тридцатьчетверки» обычно выдавали своё присутствие громким лязганьем гусениц. Но снег отчасти глушил звуки. Танки шли хоть и быстро, но на ровном газу, без лишнего шума. Они приблизились к позициям артиллерийского дивизиона с подветренной стороны, с юго-запада, что позволило выиграть несколько сотен метров.
Обер-лейтенант, старательно наблюдая за степью, не учёл, что русские могут ударить с тыла. Это было бы безрассудно. В двенадцати километрах за спиной находились позиции пехотного полка, противотанковая артиллерия, тяжёлые шестиствольные миномёты. Кроме того, на линии обороны стояли в капонирах ещё несколько замаскированных батарей дальнобойных орудий. Русские могли нарваться на хороший удар и, тем не менее, рискнули.
Самое обидное, что опасность разглядел не дежурный офицер, которому вверили безопасность дальнобойного дивизиона, а ефрейтор-пулемётчик. Это неприятно задело обер-лейтенанта.
— Русские танки! — кричал ефрейтор, посылая светящиеся трассы из своего машингевера МГ-34.
Обер-лейтенант разглядел снежные вихри и силуэты стремительно приближавшихся танков. Они двигались почти бесшумно (звуки глушил сильный ветер), затем отчётливо послышалось лязганье гусениц.
— Тревога! Аларм! — выпустил красную ракету дежурный офицер.
Посты непростительно зевнули, подпустив вражеские танки слишком близко к тяжёлым орудиям. Это был русский штурмовой батальон, достаточно опытный в своём деле. Танки приближались волной, выныривая из низин, развивая скорость на гребнях, где ветер сдул снег.
Обер-лейтенант кинулся по траншее к блиндажу командира дивизиона, но майор в распахнутой шинели уже отдавал команды и крикнул дежурному:
— Бегом к своей батарее!
Из блиндажей выскакивали полуодетые артиллеристы и бежали к орудиям, разворачивая их навстречу танкам. Однако это занимало время. Дальнобойные пушки имели массу пять с половиной тонн — развернуть их в нужную сторону было не так просто.
Но солдаты и офицеры очень старались, не замечая обжигающей тяжести промёрзшего насквозь металла, — от этого зависела их жизнь. Заряжающие уже открыли ящики со снарядами, ожидая команды. Считанные минуты, и тяжёлые орудия откроют огонь.
Быстрее других заняли свои места расчёты 20-миллиметровых зенитных автоматов и противотанковое отделение с гранатомётами и магнитными минами. Господи, дай им Бог задержать врага, пока развернутся орудия дивизиона!
Первый выстрел сделал дежурный орудийный расчёт — снаряд не попал в цель. Пока артиллеристы перезаряжали пушку (десять секунд!), дружно ударили оба спаренных 20-миллиметровых автомата. Трассы мелких зенитных снарядов уткнулись в головные машины, высекая снопы искр и сбрасывая с брони десантников, которые не успели спрыгнуть. Несколько танков стреляли на ходу, но огонь был неточный.
— По гусеницам! — кричал командир зенитного взвода. — Бейте по гусеницам!
Расчёты снизили прицел. Одна из «тридцатьчетвёрок» крутнулась, расстилая перебитую гусеничную ленту. Танки в ответ открыли огонь с коротких остановок — видя, что, кроме зениток, в их сторону уже развернулись два-три тяжёлых орудия.
Фугасный снаряд взорвался под массивным колесом орудия, которое так и не успело выстрелить второй раз. Пушку перекосило, раскидав в стороны расчёт.
«Тридцатьчетвёрка» с перебитой гусеницей вела беглый огонь и накрыла ещё одно орудие. Но экипаж танка был контужен попаданиями зенитных снарядов, вытекала солярка из запасного бака. Гусеницу скреплять не было возможности из-за сильного пулемётного огня.
Обер-лейтенант, ощущая свою вину вместе с расчётом сумел развернуть орудие. Бронебойнотрассирующий снаряд с расстояния ста пятидесяти метров проломил броню «тридцатьчетвёрки», сковырнув башню на край опорной плиты.
Командир танка и башнёр погибли. Сумели выскочить механик-водитель и раненый стрелок-радист. Из развороченного отверстия вырывались языки пламени, затем начали детонировать снаряды, сотрясая обречённую машину.
Обер-лейтенант с удовлетворением проследил, как пламя охватывает «тридцатьчетвёрку». Два уцелевших орудия его батареи ловили в прицел приближавшийся русский танк. Угол горизонтального обстрела шестьдесят градусов позволил поймать в перекрестье прицела одну из «тридцатьчетвёрок». Опытный фельдфебель готовился дёрнуть спусковой шнур, но рядом с ним взметнулся фонтан мёрзлой земли и утоптанного снега.