Дойдя до намеченного места, он повернул к своей обороне и пошел с еще большей оглядкой и осторожностью. Вдруг пронзившее его ощущение тревоги заставило замереть на месте, бросить руку на спусковой крючок автомата. Но еще до того, как сообразил, что делать дальше, не мысль, а вызвавшее мгновенную невольную дрожь чувство подсказало, что сделать уже ничего нельзя. Теперь он ясно ощущал на себе пронзительные взгляды со всех сторон и, когда сообразил, что окружен и наверняка не теперь вот взят на мушку, понял, что осталось единственное, что приготовил себе на такой случай, — не даться живым. Сбросив руку с автомата, выхватил гранату и, вцепившись в чеку, замер, ожидая нападения. Но ни шороха не раздалось кругом, и эта тишина, в которой каждую секунду с любой стороны мог грянуть выстрел, была для него страшнее, чем все слышанные и виденные доселе грохоты самого жаркого боя. В бою он был бойцом, а тут беспомощной мишенью. Изнемог настолько, что сразу и не поверил донесшемуся сбоку шепоту:
— Комбат это вроде, ребята.
И тихо, но сурово приказавший другой голос: «Руки вверх!» Голос прозвучал для него так, что, вроде, милей и ласковей он никогда ничего не слыхивал. Облегченно и обрадованно вздохнув, он сунул на место гранату, поднял вверх руки и пошел к своим бойцам. Подойдя к казавшемуся плоским в темноте, пегому от снега на лапнике, крутому конусу ели, из-за которой, как ему показалось, окликнули его, он в недоумении остановился. Ни за елью, ни вокруг не было ни человека, ни следа. Неожиданно совсем рядом раздался хруст снега, и он невольно, с привычной изготовкой, на всякий случай схватился за автомат, резко обернулся. Но снова ничего и никого, кроме снега да стертых тьмою в слившуюся массу деревьев, не увидел.
И уже с другой стороны другой голос властно потребовал:
— Руки!
— Уж не мерещитесь ли вы мне, ребята? — тихо спросил Тарасов, опять держа руки над головой.
— Здесь мы, товарищ комбат, — наконец тоже облегченно проговорил знакомый голос старшины Абрамова, и он неожиданно вырос из-за снежного увала. Рядом с такими могучими людьми, как старшина, Тарасов чувствовал какую-то необъяснимую неловкость от своего маленького роста и худобы. Сейчас ему было неловко еще и потому, что думалось: «А поди-ка, и смешно я выглядел. Хоть бы не поняли, как испугался, а то сочтут за труса».
Но старшина, извиняясь, прошептал:
— Сейчас разве углядишь, кто?..
К ним по одному бесшумно подходили бойцы.
— Вы как духи бесплотные, — восхищенно заметил комбат, — прямо ведь в упор подошел — не заметил.
— Стараемся, — сдержанно, но с явным удовольствием за похвалу отвечал старшина.
— А чего не на том месте стоите, где указано? — спросил Тарасов.
— Указано-то оно указано, да я огляделся, прикинул и думаю: тут надежней будет, — отвечал старшина.
Тарасов вспомнил те доводы на совещании командиров, которые решили, где выгодней и удобней расположить этот пост, и сердито спросил:
— А другие, по-твоему, не глядели и не думали?
— Как можно!.. — с обидой в голосе прошептал старшина. — Знамо, думали, и я не в обиду… Я для дела…
«А ведь не перейди они сюда, я бы прошел незамеченным, — подумал Тарасов, — а значит, и враг бы мог тоже пройти».
— Ну ладно, раз тут надежней, — примирительно сказал он.
— А у нас и там двое оставлены. Для всякого случая.
Тарасов понял, что это «для всякого случая» имело в виду не только противника, но и своих командиров, если они станут уж очень-то придираться. Мы, мол, и тут, и там глядим, чего еще надо.
«Ну и хитер, дьявол!» — не сердясь, а с удовольствием подумал комбат.
— Как у вас тут?
— Да вроде ничего, тихо.
Они сидели — десять бойцов, старшина и комбат, скрытые небольшими елочками.
— Какое ж… ничего, — вдруг зло хлестанул матом один из бойцов, — сиди тут у себя дома, дрогни, а они водку лопают.
— А ты почем знаешь?
Тарасов заметил, как старшина предупреждающе тронул этого бойца… Боец замялся и не сразу ответил:
— Так, знамо дело, лопают — третий день рождества, у них это празднуется. «Лазили, поди-ка, черти!» — недовольно и удивленно подумал комбат и, зная, что спрашивать без толку — отопрутся, проговорил ободряюще:
— Ничего, ребята, мы еще свое попразднуем.
— Да и это не чужое. Мы и рождеством не брезговали, — возразил другой боец.
— Ничего не говорю, — ответил Тарасов, — но что поделаешь?
— В гости бы к ним сходить, — жестко сказал третий боец, — а то не по-суседски получается. Они к нам ходят, а мы нет.