– А если бы здесь оказался не я, а возвращался бы какой-нибудь мой сосед с ночной смены или шел на смену, вы бы и у него прощения просили?
– Мужик, ты чего?
– А ну, лежать! На землю! – Борис Рублев рявкнул так громко, словно он был на плацу или на полигоне, а перед ним стояли не уличные хулиганы, а рядовые и сержанты его батальона.
– Сейчас, сейчас….
– Я сказал – лежать! – повторил комбат и увидел, как медленно начали подгибаться колени парней, они опустились вначале на корточки.
– Вот…
– Лежать, я сказал! – как хозяин непослушному псу приказал своим обидчикам комбат.
– Уже, уже…
И те выполнили его приказ, растянулись на площадке.
Борис Рублев подошел к ним, поднял сильными руками за вороты курток, сведя их головы одну к другой, буквально уткнул парней нос к носу.
– Если еще раз вы, мерзавцы, попадетесь мне на дороге, тогда пеняйте на себя! Церемониться с вами не стану и сложить вас будет тяжело.
– Мы… Мы.., не будем… Отпусти!! Отпустите! – сразу в два голоса запричитали парни.
И комбат понял – они сломлены. Эти больше не дернутся – ни сейчас, ни потом. Борис Рублев только теперь сообразил, что по его щеке течет густая липкая кровь. Он брезгливо отпустил одного из парней. Тот сразу же растянулся, боясь пошевелиться, на полу. Руками парень закрыл голову, как обычно закрывают от удара ногой.
Комбат выругался:
– ..Да не буду я тебя бить, щенок. Не буду, не бойся.
Левой рукой, тыльной стороной ладони Борис Рублев провел по небритой щеке. На костяшках осталось темное пятно крови.
«Сволочи, щеку рассадили! А я только побриться собирался».
– Вы запомнили, что я вам сказал? Заберите тех, что лежат внизу, и валите подальше. И не дай бог я вас когда-нибудь увижу в своем подъезде! Сейчас обошлось, в следующий раз хуже будет.
Девицы, прижимаясь к стене, боясь приблизиться к мужчине в потертой кожаной куртке, принялись спускаться ступенька за ступенькой И чем дальше они пробирались, тем быстрее двигались.
– ..уходим, уходим.., все нормально. – слышал комбат голоса перепуганных девушек.
И хотя еще несколько минут тому назад они яростно кричали, что его надо непременно убить, теперь к ним он не испытывал ненависти.
– И чтобы я вас больше никогда не видел!
И вы чтобы забыли дорогу в этот дом.
– Я живу здесь! Живу! – вдруг заверещала одна из девиц и громко-громко заплакала.
– Живешь? Так живи. И зачем ты только водишься с таким дерьмом?
– Что я виновата?
– Дай-ка посмотрю на тебя.
– Зачем?
– Чтобы запомнить.
– Родителям не говорите, ладно?
– Но если повторится… Если снова тебя с подонками увижу…
– Не повторится.
– Иди.
– Так я домой?
– Куда хочешь.
Через пять минут комбат был уже в своей квартире. А еще через пятнадцать минут зазвенел звонок. Комбат подошел к двери. На нем была тельняшка без рукавов, старые потертые джинсы, ноги – босые.
– Кто там? – из-за двери спросил комбат, глазок прикрывала черная крышечка, но Рублев даже не прикоснулся к ней.
– Милиция, откройте.
– Какая к черту милиция?
– Открывайте, открывайте, милиция. Нам пару вопросов задать надо.
– Что ж. Задавайте.
– Откроет? – послышался шепот за дверью.
– Черт его знает, после того, что натворил… – ответил другой настороженный голос.
Борис Рублев повернул ключ, даже не глядя в глазок, по голосам понимая, это действительно милиция. На пороге его квартиры стояло два омоновца в камуфляже, с короткими автоматами и милиционер в бронежилете.
– Ваши документы! – прозвучало так, что стало ясно – пришедшие настроены на конфликт.
– Заходите, – сказал отставной майор.
– Документы!
– Вы что, не знаете, к кому в дом пришли?
– Это вы тут устроили драку?
– – Нет, не я. Это они устроили драку.
– А вы?
– ..я проходил мимо. Вот, малек и зацепило, – Рублев провел пальцами по щеке.
– Вы – майор?
– Майор, лейтенант, – сказал Рублев, глядя на молоденького милиционера.
– Десантник? – с уважением спросил один из пришедших омоновцев.
– Десантник, браток, десантник.
– Комбат?
– Был комбатом, сейчас вышел на пенсию, – ответил Борис Рублев на реплику второго.
– Ну, ты их и отделал, майор! – с восхищением сказал лейтенант.
– Да нет, они сами виноваты. Я попросил уступить дорогу.
– А они? – поинтересовался лейтенант.
– А они не захотели, – улыбнулся отставной майор и тут же резко обернулся, глянул на дверь кухни, откуда слышался свист чайника. – Чайку свежего, мужики, не хотите? Как раз закипел.
– Это ваша квартира?
– Да, моя.
– Ясно, ясно… – лейтенант отдал Борису Рублеву его документы и с уважением посмотрел на бывшего комбата. – Двоих, комбат, пришлось завезти в больницу, а двое сами добрались.
– Домой добрались?
– Нет, в больницу.
– Да, немного перестарался.
– Впервые такое вижу, Борис Рублев криво улыбнулся. Омоновцы посмотрели на широкоплечего мужчину с уважением.
– Чем ты сейчас занимаешься? – спросил старший лейтенант.
Комбат пожал широкими плечами, и татуировка на левом плече вздрогнула. Казалось, парашютик, мастерски выколотый, раскрылся еще шире.
– Пока безработный, ищу чем заняться.
– Так идите к нам, товарищ майор! – сказал тот омоновец, который был помоложе.
– К вам в ОМОН? Это что, ходить и ловить всяких пьяниц, участвовать в разборках? Нет, такое не по мне. Я привык иметь дело с конкретным врагом, и к тому же я привык не разбираться в средствах. Не умею я выбирать их, а действую тем, что есть под рукой.
– Понятно. Но от этой привычки вы, товарищ, майор, можете отвыкнуть. Нас жмут со всех сторон: стрелять нельзя, бить нельзя.
– Но вы же и стреляете, и бьете? – вновь криво усмехнулся комбат, трогая ладонью кровоточащую ссадину на щеке.
– Это они вас так? – осведомился лейтенант.
– Они, а кто же!
– Вот мерзавцы! Соберутся в стаи, а потом от них спасу нет.
– Это точно, похожи на брошенных хозяевами собак, – сказал отставной майор, но в его голосе не было и йоты самого минимального страха перед парнями, шатающимися по ночам и не дающими спокойно жить мирным обывателям, к которым внезапно оказался причислен и он сам.
Рация, висевшая на поясе у старшего лейтенанта, вдруг ожила. Лейтенант взял ее в руку и поднес ко рту.
– Седьмой слушает! Седьмой слушает!
– …
– Да-да, звездочка, я понял.
– …
– Да, мы разобрались. В общем-то, они сами во всем виноваты.
– …
– Сейчас выезжаем.
– …
– Да-да, немедленно! Какая улица? Короленко?
– …
– Да, будем!
После крепких мужских рукопожатий старший лейтенант милиции и два омоновца покинули квартиру Бориса Рублева на шестом этаже многоквартирного девятиэтажного дома. Дверь захлопнулась.
Отставной комбат повернул ключ и неудовлетворенно вздохнул. Он вышел на кухню, долго возился, крепко заваривая чай, затем подался в ванную. Он почти минуту смотрел на свое отражение в овальном мутноватом зеркале, на небритое усталое лицо, на немного запавшие, пронзительно-голубые глаза.
– Да, зацепили, однако, мерзавцы! Такую фотографию испортили!
Но вместо того, чтобы расстроиться, Борис Рублев самодовольно улыбнулся и посмотрел на свои крепкие белые зубы. Затем снял с полки большую бутылку, в которой еще плескалось изрядное количество дешевого одеколона, налил жидкость в ладонь и растер щеки. Сильные ссадины оказались не только на правой щеке, на лбу также краснели два шрама, кровь на них уже запеклась.
«Скорее всего, ногтями», – подумал Борис, ощущая, как спирт начал разъедать раны и остро пощипывать, словно бы лицо покалывали маленькими тоненькими иголками.
– Больно, черт побери, – сам себе сказал комбат и принялся похлопывать ладонями по щекам, ощущая приятный холодок.
Наконец-то боль успокоилась, комбат осмотрел свои кулаки. Кое-где на пальцах тоже оказались ссадины. Он и их обработал одеколоном.