Комиссар не шелохнулся.
- Ах, неугодно? В таком случае... в отмщение за безвинные жертвы... я казню!.. - Зверянский выхватил из кармана револьвер.
Сидящий взглянул сквозь пенсне.
- Вы - трус!
- Ка-ак? - Сбитыйс толку доктор прицеливался ему в грудь так тщательно, будто ответ мог принести только очень меткий выстрел.
- Трус!
- Я-а?.. - Доктор помахал револьвером, точно собираясь не стрелять, а ударить, при этом у него был вид, словно ударить - гораздо страшнее.
- Вы, Александр Романович.
- Но позвольте... за вашу смерть меня убьют, мою семью истребят...
- Правильно! Вы этим кокетничаете, вы себе интересны. Извольте не перебивать! Вы же знаете, кто действительно командует убийцами, вам наверняка сказали...
- Чудовище саженного роста, Голиаф...
- Вот видите! - Костарев прислонился к спинке канапэ, вытянул ноги. Но вместо того чтобы проникнуть к виновнику и пустить пулю в него, вы выбираете самое легкое. Кидаетесь на того, кто сам отдался в ваши руки.
Доктор в пристальном внимании промолчал, сунул револьвер в карман.
- И тем не менее... - проговорил взвинченно, - вы тоже виновник проливаемой крови!
- Это мы исправим! - Костарев встал. - Александр Романович, будьте добры... там внизу мой ординарец Голев. Передайте ему, что я велю запрягать.
Когда пролетка с комиссаром отъехала от дома, доктор вбежал в комнату к жене, сыну и двум дочерям.
- О! Этот человек сейчас примет свои меры... Он знает, как поступить со сволочью! Самым сур-ровейшим образом!
8.
Комиссар возвратился через два часа, поднялся к себе наверх. Зверянский,
вытерпев пять минут, постучался к нему.
- Валерий Геннадьевич, я извиняюсь... положен конец? Как вы наказали?
Костарев полулежал на канапэ.
- Я ездил за город. Мы ехали проселком, пока не попали на водяную мельницу. Повернули в лес. Потом - назад. Дороги, доложу я вам, не для прогулок.
- Прогу...? - доктор, казалось, ощутил, что из его горла выходит яйцо. Растерянность, оцепенение, ужас; рот не может закрыться. Он вглядывался в говорившего, наклоняясь к нему. Присел на корточки, сдавил руками виски.
- Ничего более чудовищного... я отродясь... ни в каком кошмарном сне...
- Я, кажется, уведомил вас, - неожиданно зло произнес Костарев, - что я - сумасшедший? Не перебивать! У меня, как вам должно быть известно, тоже имеется револьвер. Сейчас я на ваших глазах выстрелю себе в рот! Не верите?
Он вскочил, ринулся к креслу, рванул из-под него саквояж.
- Остановитесь! - прохрипел доктор. - Вы с ума сош... пардон...
Тот раскрыл саквояж - Зверянский устремился к нему. Комиссар повелительно поднял руку:
- Прочь!
- Придите в себя, Валерий Геннадьевич... - умоляюще прошептал Зверянский.
Костарев значительно глядел на него сквозь пенсне. Затем вынул из саквояжа бутылку, взял из шкафчика бокал, налил.
- Вам нельзя пить ни капли, - пробормотал доктор.
- Вы находите? - его собеседник усмехнулся. - Даже если через три минуты меня не будет? - Он выпил.
- Это дом умалиш... пардон, это какой-то публичный дом! - вырвалось уЗверянского, вид у него был потерянный и взвихренный, но вдруг глаза захолодели гордой решимостью: - Идиотство... Наплевать! Я знаю, что делать. - Он пошел к двери.
- Вернитесь! - приказал Костарев, беря стул и садясь за столик. Спешите пальнуть в Пудовочкина? Наивно! Он осторожный, опытный зверь, добраться до него трудненько. В случае же неудачи он убьет не только вас и вашу семью. Прикончит сто невинных. Я его знаю.
- Сто человек? - на багровом лице блестел пот, доктор изнемог от потрясений.
- Возьмите себе стакан и садитесь! - не терпящим возражения тоном сказал Костарев. - Это разбавленный спирт.
9.
Доктор стоял вполоборота к собеседнику, заложив руки за спину.
- Я хочу вам объяснить вероятные комбинации, - произнес тот мягче,
присядьте, пожалуйста, Александр Романович.
Зверянский сел за столик. Сухощавый человек в пенсне стал говорить... Меж тем уже была ночь. Хозяин зажег свечу в подсвечнике. Тихий уверенно-барский голос не умолкал. Доктор, волнуясь, терпеливо слушал.
Красные отряды, говорил человек с темной негустой бородкой, создаются
повсеместно, и все они творят то, что сегодня было в Кузнецке. Их действия поощряет большевицкая верхушка. Почему? Потому что большевицкие вожди владеют историческим диагнозом. В России создалось критическое напряжение кровяных жил, нервов, и коммунистический ЦК вызывает у страны припадок падучей с обильным кровотечением. Перебесятся, ослабнут, утихнут. А там еще разок - судорогу пострашнее. И так далее.
- Спасибо, утешили! - не сдержался мрачно-распаленный Зверянский.
- Видите, к вам вернулась способность иронизировать, - с несколько театральным сарказмом заметил Костарев и тут же озлился на себя: - Я не кривляюсь, Александр Романович! Неужто вы хотели бы слышать ложь утешения?
- Вы считаете правдой то, что говорите, и при этом можете так... жестоко, рассудочно...
- Давайте выпьем, доктор.
Они отхлебнули из бокалов.
- Вопрос в том, - сказал Костарев подчеркнуто-озабоченно, - как вырвать больного из рук красных и исцелить его!
- Пардон, а вы сами разве не красный?
- Я - черный.
- Час от часу не легче...
- Сейчас я дам угодную вам мысль, - Костарев сузил глаза за стеклами пенсне.
Предложил вообразить его, Валерия Геннадьевича, библейским Самсоном, которого к тому же не берут пули. В одну ночь, рассуждал он, я перебью весь отряд Пудовочкина. А через два-три дня здесь появится другой такой же. И его перебить? А взглянем на Инзу, Сердобск, Хвалынск, на сотни и сотни городов России. В каждом заиметь по Самсону? Мы придем к тому, что нужно истребить, пожалуй что, четверть мужского населения страны, способного носить оружие. А если мерзавцев окажется еще больше? И почему, откуда они берутся в таком количестве?
Можно отвлечься и разобраться в этом, но сейчас скажем округленно: так угодно Ходу Истории.