— Зачем вам это?
— Да в общем почти что незачем, — развел в стороны пальцы Васильчиков. — В былые времена, когда сырье на комбинат поступало эшелонами, никаких бесед, конечно, не было. Но, во-первых, с умным человеком и поговорить приятно, тем более что это, в некотором роде, последняя возможность, а во-вторых, мне бы все же хотелось добиться от вас добровольного сотрудничества. Это еще более повысит вашу ценность, и без того, по нынешним временам, существенную.
— Сотрудничества? Хотите меня завербовать? — Николай нашел в себе силы презрительно усмехнуться, в то же время думая про себя: сейчас можно соглашаться на что угодно, подписывать любые бумаги, лишь бы вырваться — а уж потом…
— Не в том смысле, о каком вы подумали, — ответил Васильчиков все так же благодушно. — Вам, так или иначе, предстоит послужить России, но будет лучше, если вы сами осознаете необходимость этого.
— России? Это так теперь называется ваше совместное предприятие с «Вервольфом»?
— Вы напрасно иронизируете, Николай Анатольевич. Все, что я… что все мы делаем, делается не ради, в некотором роде, бенефиций, обещанных господином Крутовым, и даже не ради власти конкретных людей, партий или идеологий. Это все, в общем-то, инструменты… Комбинат — то, что сейчас называется комбинатом — существовал, как вы знаете, при всех режимах. Существовал ради России как таковой. И без него ее бы просто не было. Во всяком случае, в ее нынешнем виде.
— А может, лучше бы и не было, а? Вы в таком восторге от нынешнего вида?
— Так ведь нынешний-то упадок порожден как раз тем, что с конца восьмидесятых свернули работу комбината. Не города упадок, Николай Анатольевич. России в целом. Да, я помню вашу позицию… не только лично вашу, а вообще людей ваших взглядов: России, мол, нечем гордиться из-за такого огромного количества жертв в ее истории. А вам никогда не приходило в голову, что все эти жертвы — и на полях войны, и в мирное время — это вовсе не следствие бездарности русских полководцев и какой-то особенной садистской жестокости российских правителей? Что они приносились совершенно сознательно и целенаправленно? Не приходило в голову задуматься над самим значением слова «жертва»?
— Целенаправленное уничтожение лучшей части генофонда с тем, чтобы осталось покорное быдло, которым легко манипулировать? Да, приходило.
— Ох, Николай Анатольевич, все-то вы мыслите современными либеральными стереотипами… хотя, замечу, себя-то вы быдлом не считаете, несмотря на то, что вы тоже, в некотором роде, оставшийся…
— Недоработка, которую вы теперь хотите исправить, не так ли? — ощерился Николай.
— Принесение в жертву лучших — хотя, понятно, не всех и не только их — имеет вполне простой и, если угодно, практический смысл, — продолжал Васильчиков, словно не заметив его реплики. — Видите ли, есть два подхода к достижению любой цели. Один — делать все самостоятельно, полагаясь исключительно на собственные силы. Этим путем идет современная западная цивилизация, и он по-своему достоин уважения, хотя и сопряжен со значительными трудностями — тем более серьезными, чем грандиознее цель. А второй путь — обратиться, в некотором роде, к специалистам… к тем, чьи силы, способности и возможности значительно превосходят наши. Да, им придется заплатить за услугу, и заплатить дорого… но зато и результат будет таким, который нашими скромными усилиями просто недостижим.
— Только не говорите мне про жидомасонов и мировое правительство, — скривился Селиванов.
— Ну разумеется, Николай Анатольевич, никакого мирового правительства не существует… тут подымай выше. Благодаря чему, по-вашему, ацтеки создали свою великую империю? Сильной армии? Совершенной системе управления? На самом деле то и другое у них было, в общем-то, средненьким. Нет. Ключ к их успеху был иным. Жертвоприношения.
— Господи, — потрясенно выдохнул Николай, — не хотите же вы сказать, что…
— Разумеется, — возвысил голос Васильчиков, не давая себя перебить, — жертвоприношения практиковались и другими народами. Но, как правило, в жертву приносили либо пленных и рабов, захваченных в ходе, в некотором роде, утилитарных конфликтов — по принципу «на тебе, боже, что нам негоже» — либо уж если своих, то в минимальных количествах. А то и вовсе старались отделаться животными и прочими дарами природы… Понятно дело, что подобная скупость не приносила особых плодов. Ацтеки одними из первых поняли, что приносить в жертву нужно своих, причем — массово и регулярно. И придумали шочийаойотль — «цветочные войны», отличавшиеся от всех других войн тем, что принципиально не преследовали никаких утилитарных целей. Ацтеки воевали с ацтеками, следуя определенным церемониальным правилам, с единственной целью — отбора тех, кто будет принесен в жертву…