— Вы… вы сумасшедший! Не можете же вы всерьез верить в ацтекских богов!
— Они не более ацтекские, Николай Анатольевич, чем, скажем, солнце и луна. Разные народы называют их по-разному и связывают с ними разные ритуалы, но на самом деле они общие для всего мира…
— И почему, в таком случае, империю ваших ацтеков, несмотря на все их массовые жертвоприношения, с такой легкостью разбил Кортес, имея всего несколько сотен солдат?
— Тому было несколько причин, — нимало не смутился Васильчиков. — Во-первых, ацтекская система вырождалась. Если первыми жертвами становились герои-добровольцы, то впоследствии в жертву приносили уже не лучших, а худших — именно они попадали в плен в ходе ритуальных войн, а то и вовсе заменяли коренных ацтеков представителями покоренных народов. Во-вторых, ацтекские жрецы поверили ложному пророчеству — откуда оно взялось, судить не берусь, это не моя область — и приняли Кортеса за бога. В-третьих и в-главных — Кортес был испанцем.
— Ну и что?
— Инквизиция, Николай Анатольевич. Современный Запад в гордыне своей пошел по безбожному пути, но так было не всегда. Именно расцвет инквизиции позволил Испании, еще незадолго до этого представлявшей собой жалкие ошметки оккупированных маврами земель, стать ведущей европейской и мировой державой.
— Хотите сказать, что инквизиция тоже…
— Да, была закамуфлированной под «борьбу с еретиками» системой массовых человеческих жертвоприношений. Причем еще более эффективной, чем у ацтеков. Среди ее жертв, конечно, были и просто сумасшедшие, которым мерещились демоны, и жертвы соседских оговоров — хотя, между прочим, обвиняемый мог назвать, кто, по его мнению, мог оговорить его, и если это совпадало с именем доносчика, обвинение снималось — однако значительную часть казненных составляли все же люди, в некотором роде, высшего сорта. Самые умные, смелые, принципиальные и так далее. Правда, всесожжение оказалось в итоге все-таки не самым оптимальным ритуалом. Древнее пролитие крови работает лучше. Иван Грозный экспериментировал с обеими методиками и установил это еще в XVI веке — но, понятное дело, с западными конкурентами этим открытием не делился. Поэтому на Руси практически не было сожжений…
— Какое отношение Иван Грозный имеет к ацтекам?
— Никакого, разумеется. Мезоамериканская и русская традиция жертвоприношений развивались независимо. И именно благодаря этой традиции — и этой практике — мы стали самой большой страной в мире и победили всех врагов, которых не мог победить ни один другой народ. Кстати говоря, взлету своего могущества при Наполеоне Франция обязана массовым жертвоприношениям во время Великой французской революции. Нет, я не умаляю личных талантов Бонапарта, но, не будь всей этой крови, пролитой на гильотинах, его, вполне возможно, подстрелили бы еще где-нибудь под Тулоном… Но, поскольку сам он массовые казни прекратил, запала хватило ненадолго.
— В России в XIX веке, вообще-то, тоже казнили мало. Даже если считать неоправданно высокие потери в 1812 году жертвоприношением, то потом…
— Это официально, Николай Анатольевич. Вы вот, когда читаете, что сейчас в России каждый год пропадает без вести 70 тысяч человек, думаете об уголовщине, в крайнем случае — о людях, скрывающихся от алиментов и прочих долгов, но вряд ли о жертвоприношении, не так ли?
— Вы хотите сказать, что на самом деле все эти люди…
— Не все, к сожалению, далеко не все. Но довольно многие. В чем вы, однако, правы, так это что во второй половине XIX века количество жертв действительно опасно снизилось. Россия фатально отставала в развитии от Европы и рисковала проиграть мировую гонку, а царский режим сделался слишком мягким, чтобы платить надлежащую цену за наше доминирование. Поэтому потребовалась революция с ее террором, жертвами которого становились опять-таки лучшие, самые ценные… Так называемые репрессии были не побочным эффектом, а целью — но, разумеется, служившей, в свою очередь, более высокой цели. То, что с точки зрения светской, в некотором роде, логики казалось чистым безумием — уничтожать интеллектуалов, в преддверии мировой войны уничтожить чуть ли не весь высший комсостав, во время войны миллионами губить собственных солдат, посылая их на минные поля и в лоб на неприступные укрепления — в полной мере себя оправдало. Наша страна не только победила, но и получила контроль над половиной Европы, а затем практически и половиной мира… Да, изначально планы были еще более грандиозными, но надо учесть, что у нас все-таки был очень сильный противник. Нацисты были последней силой на Западе, пытавшейся использовать ту же тактику. Их лагеря смерти с рациональной точки зрения тоже ведь казались полной бессмыслицей… Фактически, это был, в некотором роде, аукцион, какая из сторон предложит большую жертву. Мы выиграли. Нацистов подвел гуманизм.