Николая поволокли налево, к дожидавшейся на краю «площади» машине. Это была светлая (насколько можно было понять в темноте) «Волга» с забрызганным грязью номером. Прежде, чем впихнуть его на заднее сиденье, кепчатые завели его по-прежнему бессильные руки за спину и защелкнули наручники. Один из них — Николай так и не понял, кто именно — не погнушался при этом снять с него часы.
— Здоров, командир, — весело обернулся к пленнику водитель. — Что ж ты на ночную работу меня вызвал, а сам уехал, не попрощавшись?
— И ты тоже… — устало произнес Николай, с отвращением глядя на довольно лыбящегося Сашку.
— Говорил ведь я тебе — не лезь в это дело, — ответил тот. — Говорил или нет? Ну а теперь уж извиняй. Хотел на комбинат — будет тебе комбинат. Мне что, работа привычная…
— Хреново тебе, видать, хозяева платят, — мстительно заметил Селиванов. — Все мне на жизнь плакался, сотенные выклянчивал.
— Ну а что ж? — не смутился Сашка. — Копеечка к копеечке, лишней никогда не бывает… а тебе по-любому уже не понадобится.
— Ладно, поехали, — распорядился Васильчиков, устроившись на правом переднем сиденье.
Машина проехала мимо покосившегося забора, миновала какое-то полуразрушенное двухэтажное здание и выскочила на пустынное ночное шоссе.
— До полуночи успеем? — спросил Васильчиков.
— Чо уж там не успеть, — ответил Сашка, выжимая газ. — Дорога свободная.
— Что, это обязательно делать в полночь? — подал голос Николай.
— Не обязательно, — ответил Васильчиков, — комбинат вообще-то круглосуточно работает, а иначе в лучшие годы у нас бы никакой пропускной способности не хватило… Но в полночь, в некотором роде, эффективнее всего.
— Так она же не сейчас, — усмехнулся Селиванов. — Два часа разницы с астрономическим временем, да еще поправка на точное значение долготы.
— А это не важно, — не смутился Васильчиков. — Важно, во что люди верят, а не что там на самом деле.
— Люди или ваши монстры?
— Я вам уже сказал, — ответил старик с неудовольствием, — я практик. Вопросы сакрального знания не в моей компетенции. Я действую согласно инструкциям.
Значит, не удастся выторговать даже лишние два часа жизни, понял Николай. Конечно, перед смертью не надышишься… но мало ли что может случиться за два часа? На самом деле он все еще не верил, что умрет этой ночью. Если бы его запихали в багажник обычные бандиты, те же байкеры из «Вервольфа», он бы, вероятно, был испуган сильнее. Но вся эта бредятина про столетия человеческих жертвоприношений как основу российской политики… в глубине души ему все еще казалось, что это не может быть всерьез. Что в конце вместо удара ритуальным ножом ему скажут «улыбнитесь — вас снимала скрытая камера» или что-то вроде этого. Он понимал, что это не так, но не мог поверить — и потому его не охватывала паника, лишающая способности мыслить рационально. Он чувствовал себя скорее как студент, столкнувшийся со сложной задачей на экзамене, чем как приговоренный к смерти. Надо найти способ вырваться. Обязан быть способ.
В его конечностях появилось покалывание, и это был хороший признак. Значит, действие отравы проходит.
Успеет ли оно пройти полностью до приезда на комбинат? Хоть бы что-нибудь случилось с машиной, которая так несется в темноте по отвратной, между прочим, российской дороге! Какая-нибудь доска с гвоздями была бы сейчас очень кстати. Или проблема вроде той, что случилась у Сашки в прошлый раз, когда он гнался за байкерами… или это тоже был спектакль? Вообще, та ли эта машина? Мало ли бывает светлых «Волг»… Хлопал ли Васильчиков дверью, когда садился? Николай не мог вспомнить. Сомнительно, конечно, чтобы у гэбни не было денег на приличный автопарк. У ментов — запросто, но не у «эсэсовцев». Почему они не используют нормальную иномарку, понятно — в такой дыре она привлекала бы внимание. Но вот внутренняя начинка даже у внешне раздолбанного советского драндулета, используемого их агентом, должна быть на высоте. Или все настолько разворовывается, что…?
Хорошо бы, конечно. С ворами всегда можно договориться. Они, само собой, постараются обмануть, но тут уже появляется поле для маневра. Однако Васильчиков даже не намекнул на такую возможность. Он, похоже, и в самом деле идейный, и это хуже всего… Впрочем, если судьбу Селиванова решили в Москве, то тут и коррупция не поможет. Побоятся.
Впрочем, если так, то что и кто в этой стране вообще сможет ему помочь? Даже если сейчас ему удастся сбежать — те, кто не в курсе, сочтут его рассказ бредом, а те, кто в курсе… Ладно. Проблемы надо решать по мере поступления. Каким образом он может вырваться? Он помнил крепкую хватку тех типов, что сидели сейчас слева и справа от него. Даже если он каким-то образом освободится от наручников… А может, зайти с другой стороны — каким-то образом сделать себя непригодным в качестве жертвы? Обещанные им ненависть и презрение Васильчикова, однако, не особо смутили. Готовность добровольно пойти на заклание, очевидно, хотя и желательна, но не критична.