Поэтому на прямой вопрос просто кивнул:
– Вам – доверяю. Наслышан о вас от товарища Жилина. Так что можете ее забирать.
Собеседник важно наклонил голову:
– Благодару.
Как культурный человек, я не стал напоминать о необходимости проведения повторного заседания трибунала о диссонировании предыдущих обвинений. Иосиф Виссарионович не дурак, он и сам догадается. Также не стал говорить и о том, что в списках оппозиции, надиктованных Каменским, фамилия Джугашвили тоже присутствовала[3]. Вместо этого просто улыбнулся:
– Не за что. Только у меня встречная просьба будет.
– Сталин вопросительно посмотрел на меня. – Может быть, имеет смысл сразу договориться о правилах поведения на будущее? Так скажем, во избежание потерь нужных людей. Допустим, в вашей власти находится жизнь или свобода какого-то индивидуума. Но если за него поручился тот, кому вы доверяете, то человек должен быть отпущен. Хоть из тюрьмы, хоть от расстрельной стенки. Отпущен и передан товарищу, который за него поручился.
Собеседник задумался:
– В прынципе, так можно сдэлат. А у вас что – уже кто-то ест на прымэте?
Фыркнув, я отрицательно мотнул головой:
– Нет. На примете никого нет. Просто часто бывает так, что мы не можем оценить полезность определенного человека для какого-то определенного дела. И начинаем махать шашкой, не понимая его ценности. Вот как пример – товарищ Роза. Я бы ее шлепнул не задумываясь, потому как пользы от этой особы не вижу вообще. Но вы эту пользу явно видите. Не буду даже спрашивать, на каком направлении вы хотите использовать Зильберт, просто понимаю, что для вас это ценный кадр. А кадры, повторюсь, решают всё!
Сталин надолго замолк, лишь иногда раздраженно дергая щекой на особо громкие вопли, доносящиеся от стола, а потом тихо произнес:
– Хорошо. Ваше прэдложение – интересное прэдложение. И я готов его принять.
Я кивнул:
– Вот и славно. Так что в будущем, надеюсь, не будет казусов, подобных сегодняшнему. Не придется крутить странные операции, а достаточно просто телеграфировать о своем желании.
Виссарионыч мрачно посмотрел в сторону разборок и сокрушенно выдохнул:
– Нэ понымаю, чэм они вообщэ думали, когда это дэло затевали… Повэртэ, я об этом нэ знал…
– Верю.
Отделавшись одним словом, больше ничего комментировать не стал. А воспрянувший от моего короткого ответа собеседник тем временем стал задавать вопросы о наших действиях в тылах противника. Какое-то время пообщались, но потом пришлось прерваться, так как краем уха услышал спич Каменского и пошел обратно к столу. Разбираться. К этому времени наезды на залетчиков несколько прекратились, и Абрам Захарович оседлал своего любимого конька:
– Поймите, товарищи, царским офицерам не место в рядах Красной армии! Нам часто указывали, что ведение войны – это такая тонкая штука, что без военных специалистов мы никак обойтись не можем. Но на фронте им не место. Послать какого-нибудь генерала вести войну против однокашника, генерала Краснова – это все равно, что поставить охранять овец от бурого медведя серого волка… Пусть будут невинные ошибки наших доморощенных рядовых, – они менее принесут вреда, чем злостная, хитрая механика николаевских военных специалистов![4]
Я же, нависнув над столом, упер взгляд в замолчавшего Абрама Захаровича и спросил:
– Слушай, гражданин Каменский, ты действительно идиот или просто других за недоумков держишь? О каких генералах ты тут речь ведешь? Это и ежу понятно, что если сейчас во главе армии поставить царский генералитет, командирами дивизий, полков и так далее поставить царских офицеров и ввести жесткую дисциплину среди рядового личного состава, то мы получим пистолет, направленный нам в лоб! Тогда эта созданная нами армия нас же и сметет! Только вот почему ты говоришь исключительно о генералах? А?
Дзержинский заинтересовался:
– Не поясните, что вы имеете в виду?
– Конечно, поясню. – Выпрямившись, я ткнул пальцем: – Вот этот провокатор говорит исключительно о генералах, специально доводя ситуацию до абсурда. Но кто же их хочет видеть в Красной армии? Да никто! Нам они сейчас совершенно не нужны. Скажу за свою зону ответственности – на Южном и Крымском фронтах Фрунзе и Матюшин отлично справляются без всяких генералов.
Тут влез Сталин:
– Я что-то вас все равно не понимаю.
Остальные согласно закивали, и я, подняв руку, призывая к тишине, продолжил: